А рядом, весела,
Чужда смятению поникшего чела,
Шумела воробьев бесчисленная стая,
Над ложем роковым глухого сна взлетая.
То вечность строгую дразнил короткий миг…
Порхая, прыгая, сквозь гомон, щебет, крик
Тревожа дерзко смерть своими коготками
И клювики точа о мрачных статуй камень,
Как жизни семена, они клевали прах.
Крылатым крикунам внушить я вздумал страх:
«Мир — мертвым! — я сказал. — Вы гарпиями стали!» —
«О нет, мы воробьи!» — безбожные вскричали.
«Молчать, летите прочь!» — я был неумолим.
Они взлетели ввысь — со мной ли спорить им?
Но среди них один отстал и, полон жара,
Чирикнул, хвост задрав: «Кто этот классик старый?»
Едва исчезли все, неистово сердясь,
Крича и на меня, гиганта, зло косясь,
Как черный остролист, мудрец кладбища строгий,
Внезапно в мой рукав вцепился у дороги
И мне сказал: «Поверь, за ними нет вины.
Оставь их — нам они, как солнца луч, нужны.
Их шлет сюда господь, чтоб оживить гробницы.
Природы радость в них, о человек, таится.
Свой щебет у ручья берут они, а свет —
У ярких звезд, а смех дарит им дня расцвет.
Улыбку мудреца они, взмахнув крылами,
Приносят нам, и тьма при них светла, как пламя.
В их лепете слышны забавы школяров.
Летая меж людей, среди полей, лесов,
Они воруют смех и счастье в мире шумном —
И правы; не зови веселье их безумным.
Мы вянем здесь без них — они жалеют нас
И, обновив весной свой песенный запас,
Набравшись болтовни и поцелуев в гнездах,
Куда приносит их апреля свежий воздух,
Прелестны и легки, шумливы, веселы,
Бросают это все нам в страшные углы,
Из хижин, из дворцов, из-за морей, из чащи
Несут в наш скорбный мрак весь этот свет блестящий.
Мечтатель, знай — едва слетятся птицы, мы
Ликуем: «Вот они!» И камни и холмы,
Деревья и цветы — все веселы, счастливы,
И песнь рождается в ветвях плакучей ивы,
И поверяет тис им тайны вечерком.
О жизни говорят они с гробовщиком,
У пышных саванов срывая прочь застежки;
Читают надписи насмешливые крошки.
И я, старик-ворчун, сухой чертополох,
Который слышит здесь любой притворный вздох, —
Лгать не стесняются, меня своим считая! —
Я нахожу, мой друг, что, надписи читая
О том, как был хорош усопший, добр и мил,
Недаром воробьи смеются средь могил».
