Еще чего, гитара!.. Еще чего, гитара! Засученный рукав. Любезная отрава. Засунь ее за шкаф. Пускай на ней играет Григорьев по ночам, Как это подобает Разгульным москвичам. А мы стиху сухому Привержены с тобой. И с честью по-другому Справляемся с бедой. Дымок от папиросы Да ветреный канал, Чтоб злые наши слезы Никто не увидал. Жизнь чужую прожив до конца… Жизнь чужую прожив до конца, Умерев в девятнадцатом веке, Смертный пот вытирая с лица, Вижу мельницы, избы, телеги. Биографии тем и сильны, Что обнять позволяют за сутки Двух любовниц, двух жен, две войны И великую мысль в промежутке. Пригождайся нам, опыт чужой, Свет вечерний за полостью пыльной, Тишина, пять-шесть строф за душой И кусты по дороге из Вильны. Даже беды великих людей Дарят нас прибавлением жизни, Звездным небом, рысцой лошадей И вином, при его дешевизне. Казалось бы, две тьмы… Казалось бы, две тьмы, В начале и в конце, Стоят, чтоб жили мы С тенями на лице. Но несравним густой Мрак, свойственный гробам, С той дружелюбной тьмой, Предшествовавшей нам. Я с легкостью смотрю На снимок давних лет. «Вот кресло, — говорю, – Меня в нем только нет». Но с ужасом гляжу За черный тот предел, Где кресло нахожу, В котором я сидел. Зачем Ван Гог вихреобразный… Зачем Ван Гог вихреобразный Томит меня тоской неясной? Как желт его автопортрет! Перевязав больное ухо, В зеленой куртке, как старуха, Зачем глядит он мне во вслед? Зачем в кафе его полночном Стоит лакей с лицом порочным? Блестит бильярд без игроков? Зачем тяжелый стул поставлен Так, что навек покой отравлен, Ждешь слез и стука и башмаков? Зачем он с ветром в крону дует? Зачем он доктора рисует С нелепой веточкой в руке? Куда в косом его пейзаже Без седока и без поклажи Спешит коляска налегке? БУКВЫ
В латинском шрифте, видим мы, Сказались римские холмы И средиземных волн барашки, Игра чешуек и колец, Как бы ползут стада овец, Пастух вино сосет из фляжки. Зато грузинский алфавит На черепки мечом разбит Иль сам упал с высокой полки. Чуть дрогнет утренний туман – Илья, Паоло, Тициан Сбирают круглые осколки. А в русских буквах «же» и «ша» Живет размашисто душа, Метет метель, шумя и пенясь. В кафтане бойкий ямщичок, Удал, хмелен и краснощек, Лошадкой правит подбоченясь. А вот немецкая печать, Так трудно буквы различать, Как будто маргбургские крыши. Густая готика строки. Ночные окрики, шаги. Не разбудить бы! Тише! Тише! Летит еврейское письмо. Куда? — Не ведает само. Слова написаны как ноты. Скорее скрипочку хватай, К щеке платочек прижимай, Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты? Сегодня снег… Сегодня снег, Моя погода. От зимних нег Нам нет прохода. Холодных струй Укол нестрашный Твой поцелуй Напомнит влажный. В снегу густом Видны пустоты, Как будто в нем Мерцают соты. Дары зимы При блеске резком, Ячейки тьмы С янтарным блеском. Метет метель, Стирая дали. Играй, Адель, Не знай печали. Снежинок рой Кружит, сверкая, Одна — пчелой, Шмелем — другая. Сейчас скажу Всю правду сразу, Снежок держу Так близко к глазу. Метет метель. О чем хлопочешь? Бери свирель, Играй что хочешь! Кружись, взлетай, Снежку подобно. Адель, играй! На чем угодно! |
