Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Не могу.

— Это окончательно?

— Окончательно, Лоренца.

— Что ж, тогда другое дело, — улыбнувшись, промолвила она.

— О, милая Лоренца, улыбнитесь еще раз, и я сделаю для вас все, что вы пожелаете.

— Вот как? Я улыбнусь, и вы сделаете все, что я пожелаю, — при том лишь условии, что я буду делать угодное вам. Ладно, будь по-вашему. Постараюсь, насколько это в моих силах, быть благоразумной.

— Говорите же, Лоренца, говорите.

— Вы только что сказали, что настанет, мол, день, когда ты, Лоренца, перестанешь страдать, когда ты сделаешься свободной и счастливой, — ведь так?

— Верно, я так сказал, и клянусь небом, что жду этого дня с не меньшим нетерпением, чем ты.

— Этот день может наступить очень скоро, Бальзамо, — проговорила молодая женщина с таким ласковым выражением лица, какое муж видел у нее лишь во время сна. — Видите ли, дело в том, что я устала, невероятно устала, вы должны это понять — я ведь так молода, а уже перенесла столько страданий! Так вот, друг мой — вы же утверждаете, что вы мой друг, — послушайте меня: подарите мне счастливый день, о котором вы говорили, уже теперь.

— Я вас слушаю, — в невероятном смятении проронил Бальзамо.

— Я завершаю нашу беседу просьбой, которую мне следовало бы высказать с самого начала, Ашарат.

Молодая женщина вздрогнула.

— Говорите же, друг мой.

— Когда вы делали опыты на несчастных животных и твердили при этом, что они нужны для человечества, я часто замечала, что вы обладаете секретом смерти — будь то от капли яда или от взрезанной вены — и что смерть эта всегда была легкой и молниеносной; несчастные и невинные создания, осужденные, как и я, на тяготы заточения, внезапно получали свободу ценою смерти, и это было первое благодеяние, какое доставалось им с минуты их рождения. И вот…

Девушка побледнела и замолчала.

— И вот, Лоренца? — откликнулся Бальзамо.

— И вот я прошу вас, сделайте и со мною, повинуясь законам человечности, то, что вы делали иногда с несчастными животными в интересах науки, сделайте это для друга, который от всей души вас благословит, который станет в бесконечной признательности целовать вам руки, если только вы исполните его просьбу. Сделайте это, Бальзамо, я стою перед вами на коленях, я обещаю вам, что в моем последнем вздохе будет больше любви и радости, чем вам удалось пробудить во мне за всю мою жизнь, я обещаю вам, что покину эту землю с чистой и сияющей улыбкой. Бальзамо, заклинаю вас душой вашей матери, кровью Господа нашего, всем, что есть доброго, заветного и святого в мире живых и в мире мертвых, заклинаю вас, Бальзамо, убейте, убейте меня!

— Лоренца! — воскликнул Бальзамо, обнимая женщину, вскочившую на ноги. — Лоренца, ты бредишь! Убить тебя — мою любовь, мою жизнь!

Отчаянным усилием Лоренца вырвалась из объятий Бальзамо и упала на колени.

— Я не встану, пока ты не согласишься выполнить мою просьбу, — продолжала она. — Убей меня — незаметно, легко и безболезненно; ты же говоришь, что любишь меня, — так даруй же мне милость и усыпи меня, как ты часто это делал, но только не дай мне пробудиться и снова вкусить отчаяние.

— Лоренца, друг мой, — проговорил Бальзамо, — ради Бога, разве вы не видите, что разрываете мне сердце? Как! Неужели вы до такой степени несчастны? Полно, Лоренца, опомнитесь, не нужно предаваться отчаянию. Увы! Неужели вы и впрямь меня ненавидите?

— Я ненавижу рабство, оковы, одиночество, а вы сделали меня рабой, несчастной и одинокой, значит, я ненавижу и вас.

— Но я же слишком люблю вас, чтобы видеть, как вы умираете. Лоренца, вы не умрете, я займусь вашим врачеванием, и — это будет самое трудное из того, что мне приходилось делать до сих пор, — я заставлю вас любить жизнь.

— О нет, это невозможно, вы заставили меня полюбить смерть.

— Лоренца, сжалься, я обещаю, что скоро…

— Смерть или жизнь! — понемногу хмелея от собственного гнева, вскричала женщина. — Настал последний день; извольте даровать мне смерть, а с нею и отдохновение.

— Жизнь, Лоренца, жизнь.

— Значит, свободу.

Бальзамо молчал.

— Тогда — смерть, сладкая смерть от зелья, от укола иглы, смерть во время сна — и покой! Покой!

— Жизнь и терпение, Лоренца.

Отскочив назад, с хохотом, наводящим ужас, девушка выхватила спрятанный на груди кинжал с тонким и острым лезвием, словно молния сверкнувшим у нее в руке.

Бальзамо вскрикнул, но, увы, было поздно: он бросился к Лоренце с вытянутой вперед рукой, но смертоносное оружие уже прочертило воздух и вонзилось ей в грудь. Блеск кинжала и кровь ослепили Бальзамо.

Он издал страшный крик и, схватив Лоренцу в охапку, вцепился рукою в кинжал, чтобы помешать девушке ударить себя еще раз.

Лоренца выдернула оружие из раны, и острое лезвие скользнуло по пальцам Бальзамо.

Из его пораненной ладони брызнула кровь.

Прекратив борьбу, Бальзамо протянул к девушке окровавленную руку и громко приказал:

— Спите, Лоренца, спите, я так хочу!

Однако пленница была настолько взволнованна, что подчинилась не сразу.

— Нет, нет, — пробормотала она, покачиваясь и пытаясь нанести себе новый удар, — нет, я не буду спать.

— Спите, говорю вам! — шагнув к ней, снова закричал Бальзамо. — Спите, я вам приказываю!

На этот раз сила воли Бальзамо оказалась столь велика, что сопротивление прекратилось: Лоренца вздохнула, выпустила из руки кинжал, качнулась и упала на подушки.

Глаза ее несколько секунд еще оставались открытыми, но горевший в них грозный огонь мало-помалу погас, и веки девушки смежились. Напряженная шея расслабилась, голова, словно у раненой птицы, склонилась к плечу, по телу пробежала дрожь. Лоренца уснула.

Только после этого Бальзамо смог обнажить скрытую под одеждой рану девушки и осмотреть ее; она показалась ему легкой. Кровь, однако, струилась обильно.

Бальзамо нажал на глаз в статуе льва, и под воздействием пружины в стене открылась дверь; затем он снял гирю, служившую противовесом, и сверху спустилась крышка люка; став на нее, он поднялся в лабораторию Альтотаса.

— А, это ты, Ашарат, — приветствовал его сидевший в кресле старик. — Тебе известно, что через неделю мне исполнится сто лет. Ты знаешь, что до этого мне нужно добыть кровь ребенка или девственницы.

Но Бальзамо, не слушая старика, подбежал к шкафу, где хранился волшебный эликсир, взял одну из склянок, содержимое которой уже не раз доказало свою действенность, затем снова встал на крышку люка, топнул ногой и спустился.

Альтотас, силясь схватить ученика за одежду, подкатил кресло к самому люку и воскликнул:

— Ты слышишь, несчастный! Ты понимаешь, что если в течение недели у меня не будет крови ребенка или девственницы, чтобы доделать эликсир, то я умру?

Бальзамо поднял голову: на неподвижном лице старика, казалось, горели одни глаза, можно было подумать, что только они и были живыми.

— Да, да, — ответил Бальзамо, — не беспокойся, будет тебе то, что ты просишь.

Нажав на пружину, Бальзамо поднял крышку люка к потолку, и тот занял свое место в лепном орнаменте.

После этого Бальзамо бросился в комнату Лоренцы; едва он вбежал в нее, как раздался звонок Фрица.

— Это господин де Ришелье, — пробормотал он. — Ей-богу, будь он хоть сто раз герцогом, на этот раз ему придется подождать.

118. ДВЕ КАПЛИ ВОДИЦЫ Г-НА ДЕ РИШЕЛЬЕ

В половине пятого герцог де Ришелье вышел из дома на улице Сен-Клод.

Причины, по которым он посетил Бальзамо, прояснятся сами собой из дальнейшего.

Г-н де Таверне обедал у дочери; дофина на весь день освободила Андреа от службы, чтобы та могла принять у себя отца.

Герцог де Ришелье явился во время десерта; всегдашний добрый вестник, он решил поведать, что не далее как сегодня утром король объявил о своем намерении дать Филиппу не роту, а полк.

Таверне бурно изъявил радость, Андреа горячо поблагодарила маршала.

Разговор принял такой оборот, какого можно было ожидать после подобного известия. Ришелье все время твердил о короле, Андреа о брате, Таверне об Андреа.

83
{"b":"202353","o":1}