С этими словами Вика взяла свой отчет и по порядку перечислила все, что не попало благодаря ее стараниям в акт налоговой проверки. Потом заметила, что по самым крупным суммам она еще полгода назад подходила к аудитору, сомневаясь в правильности их отнесения, и что Зингерман посоветовал оставить ей все как есть.

— Исправление этой суммы я имел в виду, когда написал, что нет нормального учета в договоре о совместной деятельности, — металлическим тоном парировал аудитор.

От неожиданности и непонимания, какое в принципе отношение имеют озвученные суммы к договору о совместной деятельности, указанному в акте, Колесникова замолчала. Она непроизвольно взглянула на якобы равнодушно слушающего их перепалку Вадима. Неожиданно у нее в голове всплыла мысль о том, что она, словно кукла в кукольном театре, играет заранее подготовленную для нее роль. А он — кукловод. Но возмущение от качества проверки, вынудившее ее работать днем и ночью при отсутствии чей-либо помощи и ответственности, сознание собственной правоты заглушило в голове смутную мысль о том, что плохой мир — это лучше, чем хорошая война. И что Вадим, зная ее горячность, в настоящий момент просто использует это. Но для чего? Вдруг сознание подсказало, что даже номер договора, про который они говорят, не совпадает с тем договором, по сумме которого были разногласия с инспекцией. Открыв рот, девушка уже хотела было указать на этот факт, но не вышло. Вмешалась молчавшая до этого Нина Константиновна.

— Я бы не стала говорить, — мягко, извинительно-уговаривающим тоном заметила начальница, — что проверки Геннадия Иосифовича так уж плохи. У нас на заводе первые проверки также проводил он, только помощники у него тогда приезжали другие.

Она назвала фамилии.

— В акте нам написали много замечаний, которые потом помогли очень удачно пройти налоговую проверку. А эту проверку, я знаю, проводила другая девочка, совсем молоденькая.

Поймав нужную ему нить, Ворон подался вперед и присел рядом с Мухиным.

— Проще говоря, — будничным, вопросительно-утвердительным тоном, произнес он, — на стройку нам дали плохого аудитора, а на завод по производству оборудования — хорошего? И ваше заключение мы читали невнимательно?

Он взглянул на Зингермана и добавил полушутя-полусерьезно:

— Это что это вы одну фирму цените, а другую нет? Кстати, — обратился он к Строгой, — сколько мы заплатили ему за эту проверку? Может, денег мало?

Нина Константиновна стала перебирать в уме цифры.

— Шестьдесят, — тихо сказала Вика, мрачнея все больше. Разговор ушел в сторону, и она была не в силах что-то изменить. Строгая дипломатично поддержала не ее, а аудитора. Вадим готов заплатить, лишь бы уладить конфликт. А она вместо ожидаемой похвалы получила нагоняй за несвоевременно исправленные ошибки, и спасибо ей вряд ли кто-то скажет.

Взглянув на побледневшую Вику, Мухин возмущенно воскликнул:

— Денег ему мало?! Я думаю, что человек должен качественно делать свою работу, или пусть не делает ее вообще! Мне в период проверки самому пришлось звонить, искать людей, которые нам могли бы помочь переделать документы, и в аудиторском заключении ничего такого не было. Сам видел! Я считаю, если бы не Виктория Алексеевна с главным бухгалтером, мы бы сейчас совсем по-другому обсуждали ваш акт!

Зингерман с удивлением уставился на Мухина, будучи ранее уверенным, что Мухин на защиту Вики не встанет.

— Ну ладно, — подытожил хозяин, — в следующий раз заплатим больше, только и вы уж нам кого попало не присылайте!

После этих слов Нина Константиновна засобиралась, сославшись на срочные дела. Вадим направился к беспрерывно трезвонившему телефону. Вика, поняв, что совещание окончено, пошла к себе. На душе скребли кошки. Иголкой колола мысль о том, что ее начальница не сказала ровным счетом ничего из того, что говорила за дверями кабинета. Оставила ее с Геннадием Иосифовичем один на один. Да и Вадим! У него своя правда! Может, сделал это из политических соображений, в угоду ее начальнице? Та ведь пользуется услугами Зингермана. Зато ей запретил консультироваться у него по любым вопросам, обзывая дураком. Была прекрасная возможность избавиться, не замарав рук, от тяготившего его договора. Но он этого не сделал. Почему? Зачем он стравливал ее с аудитором, зная, что тот ее фактически устроил к нему на работу? Посмотреть, как она себя поведет? Окончательно их поссорить? Ревнует что ли? Но это же глупо — тот ей в отцы годится!

Чуть позже ее подозвала к себе Нина Константиновна:

— Ну и Зингерман! Ну и Зингерман! Меня тоже, когда я только начинала, бросил как котенка с дерьмом разбираться… Я хочу вас, Виктория Алексеевна, обрадовать. Согласована премия для вас с Тихоненко.

Вика подпрыгнула от радости. Строгая продолжала:

— Правда, Вадим Сергеевич дал меньше, чем я просила. Велел урезать на двадцать процентов.

— За что?!!

— Ну-у, — протянула женщина, — видимо, он так решил. Сказал, что все делать надо вовремя.

Девушка вспыхнула, ей захотелось пойти и засунуть ему эту премию… Жаль, что эта скотина уехала!

— А вы ничего ему на это не ответили?

— Нет. Ну-у, он так посчитал. Руководителю виднее.

Получив свои пятнадцать тысяч, с каменным лицом Вика подошла к Светлане Викторовне и передала причитающуюся ей часть. Потом вышла в коридор и упала на пустующее кресло секретаря, как раз напротив кабинета Вадима. Мысль об увольнении, как жужжащая муха, кружилась рядом.

— Ты что тут делаешь? А? — раздался за спиной хозяйский голос.

Вика от неожиданности вздрогнула. Поджав губы, сухо буркнула:

— Ничего!

Взглянув повнимательнее, Вадим присел рядом на стол.

— И что мне прикажешь с вами со всеми делать? Вчера вечером ко мне Зингерман приходил и сидел с такой же физиономией. Сегодня — ты. На что обижаешься?

— Вы нам премию урезали ни за что и даже спасибо не сказали, — проглотив комок в горле, выпалила Вика и напряженно уставилась в пол.

— Ну, хорошо, давай я тебе компенсирую эту разницу. Хочешь?

— Нет!!!

— Тогда что?

— Ничего!!!

Мимо них, с интересом ловя обрывки разговора, проскользнуло несколько сотрудников.

Колесникова, не желая быть услышанной кем-либо еще, молчала. Вздохнув, Вадим направился в свой кабинет, оставив подчиненную одну. Вика, взглянув на часы, засобиралась домой. Единственное, чего она хотела, — это скрыться от всех подальше и дать волю чувствам.

Выйдя из здания, она перешла через дорогу и, поняв, что ее никто не видит, разревелась. Остановившись под аркой одного из домов, она присела на корточки, и из глаз брызнули слезы — словно кипящее молоко, освободившись от крышки, полилось наружу, заливая плиту и стенки кастрюли. Зачем она так старалась? Вика встала и потихоньку направилась к дому неподалеку жившей сестры, решив переночевать там. Слезы принесли некоторое облегчение, но боль, кислотой разъедающая внутренности, осталась. Вика не стала рассказывать Лизе про свои трудности, просто не было сил. Попросившись на кровать, она погрузилась в тяжелый, беспокойный сон.

За ночь растаял снег. Тяжелые капли редкой барабанной дробью стучали по стеклу, питая замерзшую землю обильной влагой. В окно заглядывало солнце, озорными лучами сшибая свежие сосульки. Один из лучей игриво скользнул по расслабленному кукольному лицу и замер. Девушка открыла глаза, довольно вытянулась, принюхалась к дразнящим запахам, доносившимся с кухни. Как хорошо у сестры! Тепло, спокойно, уютно.

Поднявшись с постели, Вика накинула халат и заглянула в ванную — там на веревке висели березовые веники. На миг показалось, что она в лесу, в деревне, а на дворе — лето. До ушей донеслись ласкающие звуки:

— С добрым утром. Чаю хочешь?

— Да.

Вика присела за стол.

— Как дела на работе?

— Ой, не вспоминай, а то завтрак испортишь, — невнятно, с набитым ртом ответила Вика.

— Ты вроде такая счастливая до этого бегала, — заметила Лиза.