О таких, как Мариенгоф, говорили: ради красного словца не пожалеет и отца. Свой творческий метод — «дать зрителю по морде», якобы позаимствовал у Чехова. Вот в этом весь Мариенгоф. Добросовестно излагая якобы только факты, оставаясь всегда в стороне, он чужими руками «дает по морде» всем своим друзьям. Кто же из читателей знает, что факты «перевернуты»? Рюрик Ивнев предупреждал:
«Есенина знают оболганным и урезанным…
Есенин не был никогда ни мелочным, ни мстительным, Благородство души не позволяло ему искать союзников для борьбы с бывшими друзьями».
На чем держался имажинизм и его служители? Это стало понятно тотчас, как уехал Есенин. Уже через четыре месяца все пришло в упадок. Не было посетителей, не стало дохода. Ходили ведь только на Есенина, а Есенин теперь в отъезде.
Мариенгоф в письме Старцеву от 12 сентября 1922 г. пишет: «Настроение неважное… С кафе дрянь. Стали закрывать в 11. Кончился наш Помгол!»
Положение было бедственным настолько, что в Москве оставались только Мариенгоф и Гр. Колобов. Остальные разбежались по перифериям, где можно было пережить голод. В то же время Мариенгоф в ответных письмах Есенину сознательно передергивает факты: дескать, все по-старому в Москве. «Все действующие лица (Богословской коммуны) живы и здоровы… Есенинские родственники тоже в порядке и здравии. Магазинские дивиденды получают полностью. Катюшу видел раза два. Теперь ее в Москве нет».
В действительности было все не так. В августе пожар в Константиново уничтожил более двухсот строений. Есенинские родственники бедствовали, как все погорельцы в деревне, а Кате пришлось уехать из Москвы, потому что жить было не на что, и дивиденды она, конечно, не получала. Да и сам Мариенгоф уже укладывал чемоданы, чтобы отправиться с женой в Коктебель или Одессу, в теплые и хлебные края.
Без стыда и совести передернул Мариенгоф и факт относительно танцевальной школы Дункан, о которой очень беспокоилась Айседора, но помочь не могла.
Из писем Есенина И. Шнейдеру: «Изадора в сильном беспокойстве о Вас. При всех возможностях послать Вам денег, как казалось из Москвы — отсюда, оказывается, невозможно».
А Айседора ждала приезда школы. Подготовляя почву, по словам Есенина, «мчалась в автомобиле то в Любек, то в Лейщиг, то во Франкфурт, то в Веймар». Ждал и Есенин и 13 июля 1922 г. писал: «Милый, милый Илья Ильич! Со школой, конечно, в Европе вы произведете фурор. С нетерпением ждем Вашего приезда».
А Наркомпрос 21 июля 1922 г. постановил: «Гастрольную поездку школы Дункан в Америку признать нежелательной». А Мариенгоф, зная о решении правительства, в том же письме Ивану Старцеву от 12 сентября 1922 г. пишет: «Вчера был на прощальном вечере Ирмы Дункан. На днях уезжают. Изадора с ними поступила погано. Попросту: плюнула, ни денег, ни писем, а выезжать — изволь».
Спрашивается, при чем же здесь Айседора Дункан? Советское правительство постаралось сорвать гастрольную поездку детей в Америку, не пустили их и в Европу. А выезжать на гастроли по России — «изволь». Советское правительство школу не содержало. Школа кормила себя сама, какую-то помощь оказывала Америка (АРА), но ее было явно недостаточно. Так же будет и в 1924 году. Отказавшись выпустить детей на гастроли за рубеж, где они могли заработать на свое содержание, правительство обрекло школу на закрытие.
Что руководило Мариенгофом и подвигло на эту и подобную ложь? Наверно, как всегда, зависть — одно из самых ядовитых свойств человеческой натуры: Есенину все — слава, почет, уважение и самая знаменитая женщина мира! Справедливо ли это? Почему он, Мариенгоф, должен прозябать в тени и довольствоваться второстепенной ролью? Совсем по Пушкину: умный, образованный, даровитый писатель Мариенгоф — Сальери и легкомысленный, малообразованный крестьянский Моцарт — Есенин.
Начинал с передергивания фактов и очернительства, а окончил наглой, бесстыдной ложью — «Романом без вранья». В предисловии к нему А. Мариенгоф рассказал о той реакции, которую вызвала книга в 1920-е годы:
«Николай Клюев при встрече, когда я протянул руку, заложил за спину и сказал: «Мариенгоф! Ох, как страшно!»
Покипятился, но недолго чудеснейший Жорж Якулов. Почем-Соль (Григорий Романович Колобов — товарищ мой по пензенской гимназии) оборвал старинную дружбу. Умный, скептический Кожебаткин (издатель «Альционы») несколько лет не здоровался.
Совсем уж стали смотреть на меня волками Мейерхольд и Зинаида Райх, Но более всего разогорчила меня Изадора Дункан, самая замечательная и самая по-человечески крупная женщина из всех, которых я когда-либо встречал в жизни. И вот она — прикончила добрые отношения… О многом я в «Романе» не рассказывал. Почему? Вероятно, по молодости торопливых лет. Теперь бы, думается, написал полней. Но вряд ли лучше».
Жаль, что это предисловие не попало в книгу. Думаю, оно явилось бы некоторым покаянием перед памятью друга.
Но вот что интересно. Первая книга А. Мариенгофа «О Сергее Есенине. Воспоминания» была издана в Москве в 1926 году. Вторая — под названием «Роман без вранья» — в Ленинграде, в 1927 году. Когда же успела Айседора прочитать роман? В рукописи? Факт заслуживает внимания исследователей.
В. Чернявский писал о «Романе…»: «Выпуск 10 000 экземпляров книжки Мариенгофа явно поощряется, а простая популяризация поэта вредна и недопустима… Она раскупается и имеет успех (говорят: «Очень интересно!»), и ее развязная фельетонность, насквозь пропитанная запахом мариенгофского пробора, конечно, не бездарна… Противны очень (…) некоторые места — до зловредности, а мне лично — весь тон книжки».
Наделенный от природы редчайшим поэтическим даром, Есенин обладал не менее редким обаянием, умением дружить, быстро сближаться с людьми, всегда быть верным в дружбе. Со всеми своими женами, законными и незаконными, он умел поддерживать добрые отношения. Аристократ телом и духом, Есенин, которого знала вся Москва, да что там Москва — вся Россия, рубаха-парень, широкая натура, на деньги которого мог выпить любой примазавшийся новоиспеченный друг, — Есенин в «Романе без вранья» предстал как самый настоящий сквалыга, сутенер, пьянь кабацкая, ни родителей не почитает, ни друзей в грош не ставит. Жалкое, отвратительное зрелище!
Это было неслыханное предательство! «Нож в спину». И что вдвойне усугубляет вину Мариенгофа, написал он это не при жизни Есенина — эту гнусность он водрузил на есенинскую могилу — в 1927 году. А исправленный и дополненный вариант вышел в 1965 г..
Все, знавшие Есенина, дружно осудили этот опус, но он создавался для тех, кто не знал Есенина лично, кто мог поверить и принять за правду любую мерзость — ведь писал же лучший друг Есенина! Откуда было знать молодым, что все друзья Есенина состояли на службе правительства и просто обязаны были выполнять его требования. Они и выполняли в меру желаний и способностей. Об этом предостерегал и К.Л. Зелинский директора Государственного издательства художественной литературы А.К. Котову в 1955 году, предлагая подготовить и выпустить в 1957 г. сборник «С. Есенин в воспоминаниях современников»:
«Отсутствие литературы о Есенине привело к тому, что в представлениях пхирокого читателя — и, что особенно неприятно, в восприятии молодежи — наиболее достоверными кажутся воспоминания его «друга» Мариенгофа «Роман без вранья», произведения, как известно, лживого, тенденциозно искажающего факты и всецело отбрасывающего Есенина в буржуазно-декадентский лагерь.
Ничто не нанесло такого удара репутации Есенина как советского поэта, нежели этот ловкий «Роман без вранья». В этом меня убедили встречи с читателями на шести вечерах, посвященных творчеству Есенина в связи с его 60-летием…
Очевидно, на нас лежит долг «отмыть» поэта от той лжи и грязи, которой залепил Мариенгоф Есенина, восстановить правду».
И в письме Н. Вержбицкому от 3 февраля 1956 г. К.Л. Зелинский пишет:
