«Россия из войны вышла в таком положении, что ее состояние больше всего похоже на состояние человека, которого избили до полусмерти: семь лет колотили ее, и тут, дай Бог, с костылями двигаться! Вот мы в каком положении!
Пока революции нет в других странах, мы должны были бы вылезать десятилетиями, и тут не жалко сотнями миллионов, а то и миллиардами поступиться из наших необъятных богатств, из наших богатых источников сырья, лишь бы получить помощь крупного передового капитализма.
Мы потом с лихвой себе вернем.
Удержать же пролетарскую власть в стране, неслыханно разоренной, с гигантским преобладанием крестьянства, так же разоренного, без помощи капитала, за которую конечно он сдерет сотенные проценты, нельзя. Это надо понять. И поэтому — либо этот тип экономических отношений, либо ничего.
Кто иначе ставит вопрос, тот не понимает в практической экономике абсолютно ничего и отделывается теми или иными остротами.
Надо признать такой факт, как переутомление и изнеможение масс. Семь лет войны, как они должны были сказаться у нас, если четыре года войны в передовых странах до сих пор дают себя чувствовать там?!»
«Общественное мнение» отнеслось к словам Ленина с иронией: «Вот так коммунизм вышел! Вроде того, как человек, у которого внизу костыли, а вместо лица сплошная перевязка, и от коммунизма остается загадочная картинка». В последнем своем выступлении, встреченном с необычайным подъемом, Ленин пообещал: «Из России нэповской будет Россия социалистическая». В те же дни он записал в своем дневнике: «Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому».
Но пока на повестке дня стояла другая задача. Подводя пятилетний итог революции на IV Конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 года, Ленин сказал:
«Без спасения тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой промышленности, а без нее мы вообще погибнем как самостоятельная страна. Это мы хорошо знаем.
В отсталых капиталистических странах для этого и существует одно средство — долгосрочные стомиллионные займы…
Упас этих займов не было, и мы до сих пор ничего не получили…
Тяжелая индустрия нуждается в государственных субсидиях. Если мы их не найдем, то мы как цивилизованное государство, я уже не говорю как социалистическое, — погибли».
Вождь революции с особым вожделением взирал на сытую и богатую Америку, которая никак не хотела признавать факт существования Советского государства.
Итак, первый ленинский путь — это продолжение мировой революции; второй путь — возрождение страны, которое надо начинать с индустриализации. Эти два пути буквально раскололи страну на два враждующих лагеря.
ЧАСТЬ II
«ОДОЛЕЛА НАС СИЛА НЕЧИСТАЯ»
Глава 1
Отступить, чтоб вернее ударить
В 1921 году первомайские торжества совпали с праздником Пасхи. Газеты, конечно, рекомендовали использовать эту ситуацию для развеивания религиозного «дурмана».
Ленин своевременно — в начале апреля — дал разъяснение: «Это нельзя. Это нетактично. Именно по случаю Пасхи нужно рекомендовать иное: не разоблачать ложь, а избегать, безусловно, всякого оскорбления религии». Соглашаясь с вождем, ЦК РКП(б) 21 апреля 1921 года опубликовал в «Правде» разъяснение: «Ни в коем случае не допускать каких-либо выступлений, оскорбляющих религиозное чувство массы населения».
Надо полагать, было еще рано. Более подходящим Ленину покажется 1922-й год, когда страну постигнет невообразимый голод. Он с энтузиазмом засядет за циркуляр, в котором до подробностей разработает план уничтожения православной веры, цинично взяв в союзники и помощники голод. И даже людоедство!
Ленин писал: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местах едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления (…)
Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь (…) Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
(…) Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок.
Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всей операции было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общественном и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях, церквях».
Этот секретный ленинский документ был опубликован лишь в 1990 году («Наш современник», № 4). На документе есть указание Ленина о запрете снимать копии.
Назначая Троцкого на пост душителя и палача русской православной церкви, Ленин знал, что лучшей кандидатуры в советском правительстве нет, но памятуя о русской неприязни к евреям на бытовом уровне, о еврейских погромах, спрятал Льва Давыдовича за спину Калинина. Имя Троцкого упоминать было запрещено.
Интересная деталь: первыми декретами советская власть отделила церковь от государства и запретила антисемитизм. Именно это, надо полагать, большевики считали первостепенным. Но церковь как была, так и осталась, прихожан не уменьшилось. Такое положение вещей совершенно не устраивало большевиков-сионистов. Один из последних ленинских документов от 10 марта 1922 г., ставший фактически его завещанием, посвящен той же проблеме:
«Церковь от государства мы уже отделили, но религию от людей мы еще не отделили.
Формально изъятие в Москве будет непосредственно от ЦК Помгола. Фактическое изъятие должно начаться еще в марте месяце и закончиться в кратчайший срок. Повторяю, комиссия эта совершенно секретна».
Теоретическую разработку проекта постановления Ленин поручает Ярославскому и Бухарину, а практическую часть возьмет на себя и доверит Троцкому. И работа закипела:
«Тов. Молотову. Немедленно пошлите от имени ЦК шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквях и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их.
Ленин».
Продиктовано по телефону 12 марта 1922 г. в 13 ч. 35 мин.
Чем была вызвана срочная телефонограмма? Письмом Троцкого:
«В.И., из церквей не изъято фактически почти ничего (…) Изъятие ценностей будет произведено, примерно, к моменту, партийного съезда. Если в Москве пройдет хорошо, то в провинции вопрос решится сам собой. Одновременно ведется подготовительная работа в Петрограде. В провинции кое-где уже изъяли, но подсчет, хотя бы и приблизительный, пока еще невозможен. Главная работа по изъятию до сих пор шла из упраздненных монастырей, музеев, хранилищ и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко еще не закончена.
12 марта 1922 г. Ваш Троцкий».
