«Есенин не был мирной фигурой при жизни, и нам безразлично, даже приятно, что он не был таковым. Мы взяли его со всеми недостатками как тип хулигана, который по классификации т. Луначарского мог быть использован для революции. Но то, что сейчас делают из Есенина, это нами самими выдуманное безобразие».
И только поставив в дискуссии последнюю точку, правительство обратилось к планам социалистического преобразования деревни. По выражению Н.С. Хрущева, «готовилось величайшее преступление большевиков против своего народа».
Трудно понять большевистских руководителей, которые шли семимильными шагами к Мировой Революции, не считаясь ни с какими жертвами, и вдруг остановились и больше года топтались на месте. Отставили в сторону планы по крестьянскому вопросу и все ударились в дискуссию. Возможно ли такое? Более того, они целый год поддерживали эти настроения, слегка направив их в другую сторону — «против есенинщины».
Людмила Васильевна Занковская дала предельно четкое и ясное объяснение: «И «Злые заметки», и многочисленные антиесенинские сборники, и фильм С. Эйзенштейна «Против есенинщины» — вся эта кампания была направлена не только и не столько против Есенина, сколько против всей русской национальной культуры. Без этого поругания и оскорбления русской деревни, ее культуры, труда, быта и традиций была бы невозможна очередная изуверская война большевиков против народа — сталинская коллективизация».
Сергей Есенин.
Художник Юрий Анненков, 1923 г
Итак, партийные руководители были заинтересованы в поругании есенинской поэзии, а Николай Бухарин, главный идеолог страны, был лично заинтересован и в уничтожении самого поэта. В том, что у него были для этого причины, нас с вами убеждают в том числе и факты, изложенные в этой книге.
Глава 5
Грузинский инцидент
«Грузинский инцидент» связан с периодом включения закавказских республик в состав СССР в конце октября 1922 г. ЦК Компартии Грузии в полном составе подал в отставку. Такого в истории партии не бывало. А в ночь с 20 на 21 октября вызвали по прямому проводу секретаря ВЦИК Енукидзе и попросили передать Каменеву и Бухарину следующее обращение: «Советская власть в Грузии никогда не находилась в таком угрожающем положении, как в данный момент».
Информируя о решении Заккрайкома освободить М. Окуджаву от обязанностей секретаря ЦК КП Грузии, они сообщали о намерении грузинского ЦК всем составом выйти в отставку. «Все это, — подчеркивалось в обращении, — создано Орджоникидзе, для которого травля и интриги — главное орудие против товарищей, не лакействующих перед ним. Стало уже невмоготу жить и работать при его держимордовском режиме. Неужели мы не заслужили лучшего руководителя в смысле марксистском и обречены быть объектом самодурства?»
Стиль, который использует Есенин в своей статье «Россияне», как видим, напоминает стиль обращения грузинских товарищей, и лексика та же:
«Россияне! Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни (…) Лакействовать, травить, держимордовские порядки, революционные фельдфебели, Пришибеевы».
Есенин из Ленинграда ринулся в Грузию и Азербайджан, не сказав никому ни слова, и только в письме из Ленинграда 15 апреля 1924 года написал Г. Бениславской и А. Берзинь:
«Галя милая! Я очень и очень извиняюсь: что уехал, не простясь с Вами. Уехал же потому, что боялся, как бы Петербург не остался для меня дальше Крыма».
Грузия, единственная из советских республик, имела уже сложившиеся торговые связи с капиталистическим миром через Батум. И это обстоятельство, по мнению Ленина, «требовало большей уступчивости всяческим мелкобуржуазным элементам, — в частности интеллигенции, мелким торговцам и т. д».
Из воспоминаний К. Вержбицкого:
«В начале декабря мы с Есениным отправились в Батум. До этого поэт настойчиво просил меня достать документы на право поездки в Константинополь. Кто-то ему сказал, что такое разрешение, заменяющее заграничный паспорт, уже выдавалось некоторым журналистам. А свое намерение съездить в Турцию Есенин объяснял сильным желанием повидать настоящий Восток. Один из членов Закавказского правительства, большой поклонник Есенина, дал письмо к начальнику Батумского порта с просьбой посадить нас на какой-нибудь торговый пароход в качестве матросов с маршрутом: Батум-Константинополь-Батум».
Из письма Есенина Бениславской, 17 октября 1924 года:
«Первая попытка проехать через Тавриз не удалась. Пишу мало. Думаю засесть писать в Тегеране. Зачем черт несет — не знаю. Из Персии напишу подробней».
Ни в конце 1924, ни в начале 1925 года Есенину не удалось уехать ни в Персию, ни в Турцию. Казалось, это так просто… Из воспоминаний П. Чагина: «С.М. Киров (…) обратился ко мне после есенинского чтения с укоризной: «Почему ты до сих пор не создал Есенину иллюзию Персии в Баку? Смотри, как написал, как будто был в Персии. (Речь идет о «Персидских мотивах» — Авт.). В Персию мы не пустили его, учитывая опасности, которые его могут подстеречь, и боясь за его жизнь. По ведь тебе же поручили создать ему иллюзию Персии в Баку. Так создай же. Чего не хватит — довообразит».
«Мы не пустили», «тебе поручили» — эти слова наводят на размышления. Судьба Есенина, его жизнь решалась где-то наверху. Не смогли помочь друзья, не помогли и посвящения.
«Грузинский инцидент» 1922 года еще долго был источником брожения и общего недовольства своим «старшим русским братом» в среде интеллигенции. Вот почему Есенин, вернувшийся из-за рубежа в новую, но чужую для него Россию, нашел временно в Грузии приют и единомышленников.
…И потому в чужой стране
Вы близки и приятны мне…
Товарищи по чувствам, по перу.
Поездка в Грузию была для Есенина одновременно и попыткой уехать из Страны Советов. Грузинский инцидент не был оставлен без последствий. Эхо его долго отдавалось в судьбах людей.
2 сентября 1924 года Есенин выехал в Баку, около 5 сентября остановился в бакинской гостинице «Новая Европа», где произошла его встреча с Блюмкиным (Ильиным, по др. источникам — Исаковым), от которого, как рассказал Н. Вер-жбицкий, Есенин должен был бежать в Тифлис. Блюмкин был назначен военным инспектором в Закавказье. («Этот совершенно неуравновешенный человек начал бешено ревновать поэта к своей жене».) Трудно сказать, что было на самом деле. По материалам, опубликованным ныне, Лиза Горская, по доносу которой был арестован и затем расстрелян Яков Блюмкин, к этому времени уже была замужем за Василием Михайловичем Зарубиным. (Из рассказа дочери Зарубиной — Зои). Но вот что было дальше.
13 сентября Есенин подготовил для газеты «Заря Востока» № 676 заметку: «О литературе в предстоящем сезоне». Заметка не сохранилась: сохранился черновой автограф окончания благодаря тому, что на обратной стороне листа записано было стихотворение «На Кавказе»: «Делают смычку рабочих и крестьян, то дайте нам смычку поэтов всех народностей. Мы будем об этом писать и говорить еще раз. Вот потому-то и предстоящий сезон в литературе обещает быть шумным».
19 сентября «Заря Востока» опубликовала стихотворение «На Кавказе»:
Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме.
Но он их главный штабс-маляр.
Поет о пробках в Моссельпроме.
Это был ответ Маяковскому на «балалаечника».
Приезд Есенина в Баку был отмечен сердечным приемом работников печати, об этом сообщалось в газете, но «доброжелатель» не преминул в этой же статье намекнуть на «болезненное состояние» поэта (разумеется, от употребления алкоголя). Потому предписывалось «в случае обнаружения поэта вне дома в болезненном состоянии, лицам, коим сим ведать надлежит, бережно доставлять его в общежитие, где он жил тогда у Чагина. Предупредительная эта мера оказалась излишней, а слухи о болезни Есенина сильно преувеличенными. Для литературных околоточных того времени Есенин был только «упадочным поэтом с сомнительным имажинистским прошлым. Для «Бакинского рабочего» (так называлась газета) это был ценный постоянный сотрудник». Об этом пишет В.В. Швейцер.
