В период хрущевской оттепели я послала этот текст в Константиново в Есенинский музей. Сестры Есенина тогда еще были живы, и я, конечно, надеялась, что они подтвердят авторство. В своем письме я старалась убедить их, что столь блестящее стихотворение мог написать только Есенин. Ответа не получила и, естественно, обиделась.
Только многолетняя работа в ухтинском «Мемориале» помогла мне понять истинную причину ее молчания. Екатерина Александровна Есенина, не ответив на письмо (а, возможно, и благоразумно уничтожив его), тем самым оберегла от неприятностей не столько меня, сколько прошедшего через сталинские лагеря В.П. Надеждина. Ему бы точно не поздоровилось за хранение и распространение этого стихотворения. Посылая в Константинове свое письмо, я епде не знала, что Екатерина Александровна, ее муж и все друзья Есенина пострадали от репрессий и гонений, начатых еще Троцким и продолженных Вождем народов.
Со времен Пушкина ничья гибель не вызывала такого брожения в народе, как смерть Есенина. Все, кто верил в самоубийство и кто не верил, были убеждены: поэт был доведен до такого состояния. Есенин — первая жертва политических репрессий, с него начинается новая эра в уничтожении русской интеллигенции. Лучших из лучших. Вы можете возразить мне: почему с Есенина? Ведь были же до него расстреляны Гумилев, Ганин и другие. Но в случае с ними была соблюдена хоть какая-то видимость «революционной законности». Именно с Есенина начинается тот беспредел, о допустимости которого говорил Маркс, называя революционную этику «словесным хламом». Ленин вообще не сомневался, что история таких, как он, оправдает, и выдавал индульгенции на отпущение грехов будущим «громилам и шарлатанам».
С Есениным случилось чудовищное превращение: его подчистили, подкрасили, увековечили и поставили на полку рядом с теми, кто травил и преследовал поэта. А его «беспризорные дети» — стихи — бродят по свету в поисках своего казненного родителя.
«Послание евангелисту Демьяну Бедному», сохраненное Надеждиным, никогда в советской печати не появлялось даже в качестве приписываемых Есенину. Оно и до сих пор остается в числе «нереабилитированных» произведений. Стихотворение опубликовано было только в 1990 году на страницах еженедельника «Книжное обозрение» (А. Лацис, статья «Ищем неизвестного поэта»), потому и не попало в вышедшее совсем недавно Полное собрание сочинений Сергея Есенина.
Глава 7
Ответ из есенинской комиссии, или Новая заморочка
Обычно, чем больше расследуешь, тем меньше остается нерешенных задач.
В деле Есенина все наоборот, загадки плодятся в арифметической прогрессии.
Э. Хлысталов
В юбилейный есенинский 1995 год «Послание евангелисту Демьяну Бедному» с нашими выкладками и соображениями ухтинские краеведы послали в Москву, в есенинскую комиссию. С полученным ответом считаю необходимым ознакомить читателя.
«Автором (или авторами) рукописи проделана значительная поисковая работа. Она могла бы быть более успешной, если б в круг внимания исследователя попали факты, уже обнаруженные литературоведами и вошедшие в научный оборот… Например, сюжет со стихотворением «Послание евангелисту Демьяну». В рукописи приводится свидетельство М. Ройзмана, что стихи эти написал «некий Горбачев», на основе того, что никто не знал такого поэта Горбачева, версия отвергается. И напрасно.
Стихотворение «Послание евангелисту Демьяну» написал именно Горбачев Николай Николаевич (1888–1928?), писавший стихи и газетные статьи. Это имя в зарубежной печати было названо еще в 1949 г. (газ. «Новое русское слово», Нью-Йорк, 13 февраля). У нас же история с Горбачевым и «Посланием…» описана в статье Вл. Виноградова «Я часто думаю — за что его казнили?», опубликованной в «Независимой газете» 29 апреля 1994 года.
С. Кошечкин. Москва, 18 мая 1995 г.»
Ответ С. Кошечкина, прямо скажем, озадачил. Как же так, в Америке знают автора, а в России ни одного есениноведа всерьез не заинтересовало такое замечательное стихотворение. Достаточно ли оснований для того, чтобы считать его подделкой под Есенина? Почему никто не хочет замечать, насколько оно глубоко выстраданное, прочувствованное, продуманное? Да и писал его, по всему видно, человек, близко знавший Демьяна Бедного: и фамильярный тон, и обрапдение на «ты», и подробности его биографии — все указывает на это. Ты испытал, Демьян, всего один арест И ты скулишь: «Ох, крест мне выпал лютый». Эти строки написаны с какой-то затаенной внутренней обидой не только за оскорбленного Христа. Нет, не все здесь так однозначно. С этим стихотворением связана какая-то тайна. Пушкин отрекался от «Гавриилиады»: «Приписывают ее мне; доносили на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы». Есенин от «Послания…» сам не отказывался. Его уже не было, когда стихотворение нелегально распространилось по России.
«Факты, уже обнаруженные литературоведами и вошедшие в научный оборот…», — пишет С. Кошечкин. То есть, следуя совету С. Кошечкина, мы должны считать «вошедшими в научный оборот» и факт горбачевского авторства, и есенинское хулиганство, и есенинское пьянство, и обвинения в многоженстве, и прочие традиционные несуразности — все то, что нарисовали черными красками его друзья-доброжелатели. И не имеем права усомниться, так ли было на самом деле, только потому, что это факты, «обнаруженные литературоведами»?
Очень удивил совет не отвергать поспешно версию, что автор «Послания…», некий Горбачев Н.Н. Акак же быть с другим фактом «научного оборота», который есенинская комиссия сама поспешно отвергает: в 1926 году все называли Есенина автором «Послания…» — и в России, и за рубежом? Да и кто же такой, этот самый Горбачев?
Матвей Ройзман, на которого мы ссылались в своих материалах, имел в виду не Николая Николаевича, а Георгия Ефимовича Горбачева. Неужели о существовании этого человека есенинской комиссии не известно? Горбачев Г.Е. — критик, литературовед, сотрудник Пушкинского дома, ученый, которому Эрлих передал последнее есенинское стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», написанное кровью. Этот Горбачев был сослан в Соловки в 1930-е годы, правда, из Ленинграда, а не из Москвы, как указывает Ройзман. О нем писали сотрудники Ленинградского общества «Мемориал», хотя сведения у них оказались неполными.
Осталось непонятным и то, почему наше настойчивое желание исследовать до конца версию о есенинском авторстве «Послания» вызвало такое единодушное отрицание в научных кругах есениноведов.
Все это удивляло и заставляло размышлять — вопросы просто обрушились на нас, и их становилось все больше и больше. Почему ставится под сомнение личная подпись Есенина под одним из экземпляров? Почему мы должны верить, что в 1949 году журналисты в Нью-Йорке лучше знали об авторстве, чем сталинские заключенные, которые и осуждены-то были за это есенинское стихотворение? Или, может, все дело в том, что бранные определения — «Ефим Лакеевич Придворов», «толстый боров», «хрюкнул», задевающие пролетарского поэта, кажутся чрезмерными для есенинской комиссии, которая хотела бы видеть поэта только певцом русского березового ситца и всепрощающим светлым Лелем?
Захотелось понять и разобраться, зачем настойчиво приписывают авторство «Послания…» то Горбачеву, то Ганину? Кто в свое время заставил Екатерину Есенину через газету писать отречение? Не сама же она репхила выступить на страницах центральной печати. Кому и почему уже в конце XX века выгодно было путать есенинские следы?
Пришлось заново и критически перечитать и переосмыслить всю мемуарную литературу, переоценить все до сих пор написанное. Ну а когда выяснилось, что Екатерина Александровна Есенина тоже подвергалась репрессиям, когда составился огромный список репрессированных и убиенных из ближнего и дальнего Есенинского круга, многое стало понятным.
Помогли новые публикации не только о Есенине, но и обо всей нашей истории и революции: новое о Ленине, о Сталине, не известные ранее произведения Троцкого, Бухарина, Радека и других политических деятелей.
