Безусловно, некоторые современники отдавали себе отчет в том, что действительность отличается от положений колониальных хартий и что надпись на географической карте вовсе не обеспечивает контроля над той или иной территорией. Так, еще капитан Джон Смит в своем «Описании Вирджинии» отмечал, что «Вирджиния — это страна в Америке, которая находится между 34° и 44° с.ш. Ее границей на востоке является Великий Океан. На юге лежит Флорида, на севере — Новая Франция. Что касается запада — там пределы неизвестны». Далее он уточнял, что «та часть, в которой поселились англичане <…> находится на 37, 38 и 39°».[340] Еще более наглядным примером может служить процитированное выше замечание Э. Джонсона, констатировавшего, что соседями жителей Новой Англии являются французы, голландцы и шведы, но при этом отказывавшегося признавать за ними какие-либо права на занимаемые ими земли.

Неверные представления об истинных размерах и очертаниях Североамериканского континента; притязания на территории огромной протяженности, на которые еще не ступала нога европейца; споры о том, кто первым посетил Новый Свет (или какую-то его часть) и достаточно ли этого для того, чтобы владеть им; принцип реального владения и Доктрина двух сфер — все это накладывало отпечаток на представления современников о той ситуации, которая имела место в Северной Америке и вокруг нее. Все эти элементы (к которым следует прибавить внутренние установления метрополий) не образовывали четкой системы, но представляли сложный и пестрый конгломерат, состоящий из различных «пластов», отдельные из которых выдвигались на первый план в какой-либо конкретной ситуации. При этом представители различных европейских стран далеко не всегда понимали и принимали взгляды и поведение друг друга. В рассматриваемую нами эпоху различия между самими жителями Старого Света, проявлявшиеся в том числе в их подходах к тем или иным проблемам, были еще очень сильны. Как отметила П. Сид, «каждая страна приносила в Новый Свет <…> свои собственные политические идеи, политическую практику и т.п.», при этом то, что было очевидно для одних, далеко не всегда было понятным и приемлемым для других.[341]

Совершая первые шаги на колониальном поприще, борясь с монополистскими устремлениями пиренейских держав в сфере заморской экспансии, англичане и французы выработали свой собственный подход к вопросу о международно-правовом статусе земель, расположенных за пределами Европы. Безусловно, в процессе своего формирования этот подход испытал определенное влияние испанских и португальских установлений. Точно так же, как и пиренейцы, англичане и французы считали, что индейцы не имеют никаких законных прав (по крайней мере политических) на земли Нового Света; и Лондон и Париж стремились «закрыть» свои колониальные владения для представителей других держав; по обе стороны Ла-Манша выдвигались притязания, носившие ярко выраженный спекулятивный характер.

Однако самым важным было то, что в английском и во французском правосознании начала XVII в. заморские земли занимали особое положение. С одной стороны, на них не распространялись установления, действовавшие в Европе, с другой —события, происходившие «за линией», рассматривались отдельно от межгосударственных отношений. В то же время каких-либо обоюдно признанных норм (наподобие панских булл или Тордесильясского договора) или «правил игры» для Нового Света у англичан и французов в то время еще не было. Их выработка происходила по мере развития экспансии двух держав и нарастания межколониального соперничества, которое в значительной степени и стимулировало этот процесс.

На протяжении большей части XVI в., совершая свои первые робкие и не всегда верные и удачные шаги на колониальном поприще, Англия и Франция не рассматривали друг друга как конкурентов в сфере заморской экспансии. Определенная взаимная настороженность стала проявляться только в последние десятилетия XVI в. в связи с активизацией английской, а в определенной степени и французской колониальной экспансии в Северной Америке.

Первоначально это сводилось лишь к словам. Так, Р. Хэклупт младший в предисловии к опубликованному им в 1580 г. тексту донесения Ж. Картье о его втором путешествии к Канаду заявлял, что англичане должны увидеть в рассказе французского путешественника не только «то, что побудит [их] <…> установить торговые сношения с тамошними жителями, но также основать колонию в каком-либо удобном месте и таким образом овладеть этой страной».[342] В знаменитом «Рассуждении о колонизации Запада» Хэклуйт, не называя прямо возможных противников англичан, подчеркивал необходимость всемерно усиливать обороноспособность поселений, которые, по его мнению, должны были быть основаны в Новом Свете: «Имея укрепления там <…> мы [англичане. — Ю. А.] сможем препятствовать проникновению туда подданных других государей».[343]

Когда в начале 1580-х годов французы организовали несколько разведывательных плаваний к берегам Атлантического региона Канады, планируя основать там поселение (экспедиции Этьена Белленже), Хэклуйт расценил это как угрозу английским интересам. В октябре 1583 г. он находился во Франции (в составе английского посольства) и активно занимался сбором всевозможной информации о путешествиях и открытиях французов. Он лично встречался с Белленже, который, не подозревая Хэклуйта в каких-либо враждебных намерениях, рассказал ему о своих плаваниях, показал составленную им карту и даже выразил готовность в случае необходимости провести англичан своим маршрутом.[344] Однако Хэклуйт смотрел на дело иначе. В 1584 г. он писал, что его соотечественникам жизненно необходимо опередить французов и закрепить за Англией хотя бы остров Кейп-Бретон. «Если мы не будем укрепляться на Кейп-Бретоне», писал этот неутомимый пропагандист колониальной экспансии, «французы, нормандцы, бретонцы и голландцы или другие народы не только отрежут нас от великого залива Святого Лаврентия, где они уже опередили нас, но лишат нас и Ньюфаундленда, который мы открыли».[345]

Хэклуйт верно подметил, что в последние десятилетия XVI в. район залива Св. Лаврентия уже достаточно активно посещался французскими рыбаками и торговцами, и англичанам было сложно конкурировать с ними. Между подданными двух держав время от времени случались стычки, порой и те и другие не брезговали откровенным пиратством, однако до каких-либо крупных конфликтов, отражавшихся на межгосударственных отношениях Англии и Франции дело не доходило.

Вплоть до самого конца XVI в. единственной акцией англичан, имевшей более или менее четко выраженную антифранцузскую направленность, была экспедиция Чарлза Лэя (1597). Этот практически забытый и, как представляется, недооцененный эпизод ранней американской истории представляет большой интерес по ряду причин (кстати, это была первая серьезная попытка организовать переселение группы религиозных сектантов, так называемых браунистов, из Англии в Северную Америку). Однако нам прежде всего следует отметить, что одной из задач Лэя было противодействие развитию французского (точнее, бретонского, нормандского и гасконского) рыболовного, китобойного и звероловного промысла в заливе Св. Лаврентия.