Пока шла осада, небольшой отряд, возглавлявшийся канадским офицером Ж. Тестаром де Монтиньи (участником предыдущей компании на Ньюфаундленде под руководством Ибервиля), прошел по восточному и северному побережью острова и разрушил все английские поселения и рыболовные станции вплоть до Бонависта, за исключением одного поста на мысе Карбониар.

Несмотря на неудачу под стенами форта Уильям, за неполных три месяца французы нанесли колоссальный ущерб своим противникам. Было захвачено, потоплено или сожжено до 2 тыс. английских рыболовных судов и лодок, до 1 тыс. человек взято в плен (правда, поскольку их было нечем кормить, в Плезанс доставили только 80, остальных отпустили восвояси), общая сумма убытков англичан составила 4 млн. ливров.

Однако французы не имели возможности закрепить успех, и англичане довольно быстро восстановили свои позиции (хотя и не в полном объеме — их промысел оказался в глубоком кризисе). Несколько лет на острове сохранялось определенное равновесие. Силы сторон были примерно равны. Обе располагали лишь незначительными гарнизонами, не предназначенными для наступательных действий. Конечно, англичане могли использовать ньюфаундлендский конвой, но это не всегда получалось (помимо всего прочего свою роль играло то обстоятельство, что осенью корабли спешили уйти обратно в Англию до наступления сезона штормов). Французы, в распоряжении которых имелись ополченцы и индейцы, находились в более выгодном положении. Что касается правительств, то ни Лондон, ни Париж не спешили направлять к побережью Ньюфаундленда какие-либо дополнительные силы, хотя по обе стороны Ламанша прекрасно понимали экономическое и стратегическое значение острова.

В ходе войны английские купцы, судовладельцы, военные не раз выдвигали проекты организации экспедиций, целью которых было полное изгнание конкурентов с острова и прилегающих отмелей. В октябре 1706 г. такой план выдвинул командир гарнизона Сент-Джонса майор Томас Ллойд. Правительство не поддержало его, и тогда он сам организовал поход против французских рыболовных станций на северном побережье Ньюфаундленда (в районе Пти-Нор). Кроме того, англичане захватили небольшой островок Сен-Пьер.

Кроме Ллойда идею нападения на Плезанс и изгнания французов с Ньюфаундленда активно пропагандировал Мишель де Бёро де Монсегюр — гугенот из Байонны, обосновавшийся в Англии. В октябре 1707 г. ему даже удалось привлечь к ней внимание графа Ч. Сандерленда (хотя, как мы помним, тот прохладно относился к колониальным экспедициям), однако в итоге ничего не было сделано. В дальнейшем в 1708-1709 гг. различные планы, так или иначе касающиеся Ньюфаундленда, неоднократно выдвигал отставной морской офицер Томас Икинз, а также некий Саймон Клемент. Последний в 1709 г. написал трактат, озаглавленный «Размышления о современном состоянии нашей рыбной ловли на Ньюфаундленде», где доказывал, что Англия должна захватить в свои руки весь промысел в районе Большой банки, для чего необходимо изгнать французов не только из Плезанса, но также из Квебека и Пор-Руайяля. Клемент особо подчеркивал, что если англичане не смогут осуществить это в ходе войны, то следует добиваться уступки им этих мест на мирных переговорах.

Пока англичане строили планы, французы действовали. В июле 1707 г. капитан Дегрэ де Сурдёваль выбил их с острова Сен-Пьер. В 1708 г. в Плезанс прибыло четыре корабля, в том числе фрегат королевского флота «Венюс», а также несколько десятков солдат из Акадии. Решив воспользоваться такой ситуацией, губернатор Ф. Пастур де Котбель сформировал отряд из 170 солдат, ополченцев, рыбаков, матросов, каперов, поселенцев и индейцев. Это пестрое воинство возглавил его помощник лейтенант Жозеф Момбетон де Бруйян, по прозвищу Сент-Овид (племянник Жака-Франсуа Момбетона де Бруйяна). Действуя по уже хорошо отработанной схеме, в разгар зимы французы подошли к Сент-Джонсу, и на рассвете 2 января

1709 г. неожиданно для противника появились у стен укреплений. Фактор внезапности оказался решающим — захваченный врасплох неприятель не оказал серьезного сопротивления. По свидетельству очевидцев, командир гарнизона майор Ллойд выскочил из своего дома в ночной рубашке и бросился на вал, с криком «Огонь, парни!», был ранен и после обмена несколькими выстрелами согласился на капитуляцию.[1295]

Однако французы понимали, что их сил явно недостаточно для того, чтобы удержать Сент-Джонс. После некоторых колебаний Пастур де Котбель приказал отряду Сент-Овида возвращаться в Плезанс. Перед тем как уйти, французы частью разрушили, частью сожгли все укрепления Сент-Джонса, вывезли оттуда все пушки и боеприпасы и заставили жителей присягнуть Людовику XIV (на рубеже XVII-XVIII вв. англичане перевезли на Ньюфаундленд группу ирландских католиков, которые охотно переходили на сторону французов). Как и четырьмя годами раньше, французы организовали рейд против мелких английских станций на восточном берегу.

В результате этих операций позиции англичан на Ньюфаундленде были существенно ослаблены. Это не могло не вызывать тревоги в Лондоне (больше всего там были озабочены резким сокращением масштабов английского трескового промысла). Однако, как мы помним, 1709-1711 гг. были временем, когда планировались, а затем и осуществлялись экспедиции против Пор-Руайяля и Квебека, без остатка поглотившие те силы и средства, которые правительство готово было выделить для колониальных театров боевых действий. Все это время в районе Ньюфаундленда активно действовали только английские каперы, нападавшие на суда французов и грабившие их рыболовные станции. В 1711-1712 гг., когда в Европе уже полным ходом шли мирные переговоры, англичане дважды пытались блокировать Плезанс, однако оба раза Патур де Котбель отбивал эти, в общем довольно робкие, атаки.

Обстановка на побережье Гудзонова залива в 1702-1713 гг. была гораздо более спокойной, чем в период Войны Аугсбургской лиги. К началу войны англичане удерживали там форт Олбани, а французы — захваченный Ибервилем форт Бурбон. Силы сторон были крайне незначительны. Например, в 1706 г. губернатор Олбани Э. Бил имел в своем распоряжении 27 человек, у его «коллеги» из Ёурбона Ж.-Б. Ле Муана де Мартиньи было на три человека больше. Ни торговые компании, ни правительства двух стран не проявляли сколько-нибудь заметного интереса к активным действиям в районе Гудзонова залива.

Единственным незначительным исключением была неудачная попытка французов (или, точнее, канадцев) захватить форт Олбани. В 1709 г. из Квебека на север выступило девяносто ополченцев под командованием Николя д'Айбу де Манте. Однако выбить англичан из этого поста им не удалось. В стычке отряд понес значительные потери (в том числе был убит его командир); много ополченцев погибло на обратном пути от холода и голода. Следует отметить, что эта экспедиция была организована по инициативе и на средства губернатора Водрёя и преследовала не столько военные, сколько коммерческие, если ни сказать грабительские цели (Поншартрен впоследствии резко осудил эту акцию).

Что касается Компании Гудзонова залива, то, хотя она из-за серьезных финансовых затруднений не предпринимала каких-либо действий в регионе, на который она претендовала, ее руководство продолжало активно лоббировать свои интересы в Лондоне. Еще в 1709 г. компания заявила, что направит двух своих представителей «для сопровождения послов Ее Величества», когда будет готовиться мирный договор с Францией.[1296] Однако данный сюжет мы рассмотрим в следующем разделе.

Серия соглашений, завершивших Войну за испанское наследство и вошедших в историю под общим названием Утрехтского (1713) и Раштадтского (1714) мира, явилась важной вехой на пути развития многих стран и народов Европы. Она также зафиксировала важные изменения в соотношении сил держав Старого Света, произошедшие в результате войн конца XVII — начала XVIII в., и на многие десятилетия определила новые линии связей и противоречий между ними.[1297] Однако целый ряд статей англо-французского договора, подписанного (вместе с четырьмя другими трактатами) в Утрехте 11 апреля 1713 г., имел отношение не только к Европе, но и к предмету нашего исследования. И хотя в ходе мирных переговоров, предшествовавших заключению данного договора, колониальные (по крайней мере североамериканские) проблемы не стояли на первом месте, дискуссии по ним носили весьма напряженный характер, а главное имели чрезвычайно важные долгосрочные последствия, о которых вряд ли задумывались дипломаты начала XVIII столетия.