На рубеже XVII-XVIII вв. в расстановке сил между англичанами и французами в Северной Америке произошел ряд существенных изменений. Заключение «Великого мира» 1701 г. и переход ирокезов к политике нейтралитета обеспечили безопасность южных границ Новой Франции и создали объективную возможность дальнейшего развития французской экспансии в глубь континента, в то время как продвижение англичан в северном и западном направлениях было приостановлено. В то же время основание Луизианы привело к образованию новой зоны англо-французского конфликта на юго-востоке современных США. Кроме того, начало освоения французами долины Миссисипи вкупе с их продвижением в районе Великих озер независимо от того, насколько четкими и продуманными были планы Версаля в отношении данного региона, да и всей Северной Америки, явилось объективной предпосылкой создания французского «барьера», который должен был протянуться через весь континент с севера на юг и с которым неминуемо должны были столкнуться англичане.

В то время как контуры дальнейшего развития французской экспансии были так или иначе намечены (хотя, конечно, ее мощь и организованность не следует преувеличивать), большинство разрозненных английских колоний не имело никаких четких планов своего продвижения в глубь континента, а также необходимых условий и потребности в этом. Сильные антифранцузские настроения были распространены лишь среди определенной части колониальной верхушки Нью-Йорка, Массачусетса, Южной Каролины, а также наиболее воинственно настроенных британских колониальных чиновников и торговцев, связанных с Северной Америкой. Кроме того, эти настроения были в значительной степени диверсифицированными. Так, в Нью-Йорке они были антиканадскими, в Массачусетсе — антиакадийскими, а в Южной Каролине — антилуизианскими. В свою очередь, члены Компании Гудзонова залива были заинтересованы в изгнании французов прежде всего из этого региона, а владельцы рыболовных судов из западноанглийских портов — с побережья Ньюфаундленда. При этом все участники процесса колониальной экспансии стремились получить поддержку правительства метрополии, интересы которого, однако, далеко не всегда совпадали с интересами его подданных.

Правда, в английских колониях и в самой Англии в это время уже была озвучена мысль о необходимости объединения. В 1697 г. Уильям Пени направил Совету по торговле свой знаменитый «План союза»,[1011] а в 1701 г. в Лондоне на эту тему был издан анонимный памфлет.[1012] Однако эти идеи пока еще не завоевали умы ни по одну, ни по другую сторону Атлантического океана.

В Северной Америке факт заключения Рисвикского мира не изменил отношения подданных двух держав друг к другу, которое в целом осталось в лучшем случае настороженным, в худшем — открыто враждебным. Последующие события также не способствовали этому.

Две колониальные империи на Североамериканском континенте продолжали развиваться каждая по-своему и в своем направлении, но это развитие неминуемо должно было привести их к новым конфликтам. В то же время исход соперничества двух империй отнюдь не был предрешен. Знаменитый английский историк А. Дж. Тойнби, рассуждая на темы «вызова окружения», заметил, что любой, кто взглянул бы на ситуацию в Северной Америке в 1701 г., неизбежно пришел бы к выводу о том, что французы имеют здесь наиболее предпочтительные шансы в борьбе со своими соперниками. «Будущее континента кажется фактически определенным — французы будут победителями!».[1013]

На первом этапе войны, продолжавшемся до конца 1707 г. события в Северной Америке и вокруг нее разворачивались по уже хорошо знакомой нам схеме: стычки в пограничных районах при активном участии индейцев и широкомасштабные проекты, которые по разным причинам невозможно было осуществить.

После короткой мирной передышки, продолжавшейся менее пяти лет, Европа погрузилась в пучину нового грандиозного конфликта, получившего название Война за испанское наследство. Эта война была вызвана не столько самим фактом воцарения в Мадриде Филиппа Анжуйского (такова была воля Карла II Страдальца, с которой следовало считаться), сколько непомерными притязаниями Людовика XIV, попытавшегося воспользоваться данной ситуацией, для того чтобы превратить Испанию вместе со всеми ее владениями в сателлита Франции, не исключая в перспективе возможности объединения двух монархий в рамках личной унии. Угроза такого резкого изменения баланса сил в Европе и во всем мире вызвала протест со стороны традиционных соперников Франции. Правда, поначалу они заняли выжидательную позицию (в апреле 1701 г. Вильгельм III даже признал Филиппа V испанским королем). Однако введение французских войск в крепости «барьера», а также признание Версалем английским королем Якова III — сына скончавшегося 16 сентября 1701 г. Якова II (что являлось открытым нарушением условий Рисвикского мира) сделало разрыв неизбежным. Осенью 1701 г. Англия, Голландия и Австрия (которая сама имела виды на испанское наследство) восстановили Великий союз, а 5/15 мая 1702 г. эти державы объявили войну Людовику XIV.

Основные сражения Войны за испанское наследство, как на суше, так и на море происходили в Европе. В то же время эта война затронула и колонии противоборствующих держав, которые, в свою очередь, стали обращать большее (по сравнению с предшествующим конфликтом) внимание на заморские театры боевых действий. В значительной степени это было связано с тем, что в ходе войны и Франция и ее противники (в первую очередь Англия и Голландия) стремились добиться закрепления за собой монопольного права на торговлю с испанскими владениями в Новом Свете и в то же время исключить оттуда конкурентов.[1014]

Что касается Североамериканского континента, то здесь Война за испанское наследство по сравнению с предшествовавшей ей Войной Аугсбургской лиги также имела ряд новых черт, которые были связаны как с теми изменениями, которые произошли на этом континенте в предшествующий период, так и с определенными поворотами в политике метрополий (прежде всего Лондона). Однако эти черты проявились не сразу.

К началу XVIII в. англичане и французы в Северной Америке уже приобрели определенный опыт ведения боевых действий в специфических колониальных условиях; и те и другие достаточно хорошо познакомились с сильными и слабыми сторонами своего противника. Кроме того, обе стороны, как мы показали в разделе V, уже имели определенные стратегические установки в отношении дальнейшего развития своей экспансии и/или представления о стратегических замыслах друг друга. Все это нашло отражение в разнообразных планах операций против владений соперников, которые с началом Войны за испанское наследство (и даже несколько раньше) стали активно выдвигать представители «колониальных кругов» обеих держав, надеясь осуществить их в случае благоприятного стечения обстоятельств.

Во Франции наибольшее количество всевозможных проектов составил «великий канадский воин» П. Ле Муан д'Ибервиль, большую часть своей жизни сражавшийся с англичанами в различных точках Североамериканского континента (рис. 18). Их суть сводилась к тому, чтобы удержать англичан в рамках полосы между Атлантикой и Аллеганами, которые, с его точки зрения, являлись естественной границей между английскими и французскими колониями, а, кроме того, по возможности всячески стараться ослабить противника, нанося удары по жизненно важным центрам его поселений.