Команда сложилась из девяти «чтецов», а я подключалась к ним для усиления в качестве десятого члена, когда был особо тяжёлый фон. Как всё происходило? Помимо нашей внутренней паутины, чтецов соединяли особые глубинные нити, образовавшиеся в процессе работы, а все остальные во время сеанса чтения подключались и ловили от них информацию — точно так же, как на один сайт в глобальной сети может зайти множество людей и одновременно получить там одни и те же сведения. Таким образом, паутина была трёхуровневой: внешняя её часть составляла третий уровень, паутина между всеми достойными — второй, а между чтецами — первый. Моё участие заключалось иногда в корректировке пространственно-временной привязки получаемой информации: я уточняла в спорных и сложных случаях, когда и где произойдёт (или уже происходит) требующее нашего вмешательства событие.

В числе чтецов оказалось трое детей, среди них — непоседливый малыш Вик, которому до всего было дело. (Если помните, тот самый, что лечил раненых во время штурма замка прямо в разгар боя, под обстрелом.) Он оказался не только талантливым чтецом паутины, но и обладал способностью настраивать остальных членов команды на чистое и бесстрашное восприятие. Этот малыш обладал поистине фантастической силой духа, и зачастую малоприятные вещи, которые чтецам приходилось видеть, не пугали его и не выводили из равновесия. Он был спокоен, как маленький Будда, и остальные чтецы невольно заражались его спокойствием. Можно сказать, что эмоциональная стабильность работы команды поддерживалась в основном благодаря Вику.

Этот центр чтения паутины работал по шестнадцать — восемнадцать часов в сутки. Чтецы работали бы и больше, но входящим в их число детям всё же нужен был отдых. При этом не охваченная ими часть суток терялась, а значит, кто-то не получал помощи — это означало потерянные жизни. Такое положение дел никак не могло нас устраивать, и это заставило нас подобрать «второй состав» — для работы посменно: требовался охват всех двадцати четырёх часов. Во второй команде чтецов было одиннадцать, и опять туда попали дети, на сей раз — двое подростков. Это позволило сократить время работы каждой команды до двенадцати часов.

Могу сказать, что самоощущение чтеца — очень необычное, его трудно описать словами. Растворяешься в одном огромном «Я», воспринимающем колебания паутины в десять раз сильнее, чем каждый член команды в отдельности, но при этом не перестаёшь быть собой, сохраняя ядро своей личности неизменным. Только на время работы это ядро уходило на глубину, освобождая пространство для приёма и обработки информации из паутины, индивидуальные качества уступали место единству, и тут-то как раз и становилось важным наличие идеального «сцепления» и нужных «углублений» под каждый «выступ». Без этого точного прилегания информация искажалась, не возникало той степени единства, необходимого для безотказной работы всего этого считывающего организма, и далеко не все достойные были способны исполнять роль чтецов в одной команде.

Для пущей оперативности достойные распределились по всем территориям, на которых проживали хищники, и в зависимости от места, где нам следовало вмешаться, вызов принимали ближайшие к этой точке группы. В одну группу входило два-три достойных, редко — четыре (на особо опасных участках). Для получения информации от чтецов расстояние не имело значения, внутренняя паутина работала быстрее глобальной компьютерной сети и была стабильнее внешней: на ту влияли «погодные условия» в мире, а второй уровень паутины зависел от состояния самих достойных. Тренировки не прошли даром: все достойные могли поддерживать себя в более или менее устойчивом для приёма информации состоянии.

Высокий, сильный парень в форме, направивший автомат на дрожащую маленькую девочку в шкафу, был бы симпатичен, если бы, гад такой, не целился в ребёнка. Что-то тут не так… Не мог этот двухметровый симпатяга быть убийцей детей, для этого у него слишком честное лицо положительного персонажа.

Расстояние… в пределах двухсот километров от меня.

Время до события? По информации чтецов — от пятнадцати до двадцати минут. Ох, близко, в последний момент уловили! Корректирую… пятнадцать.

Я могла участвовать в работе чтецов с любого расстояния, равно как и для них не имела значения удалённость друг от друга — теоретически, но на деле команда чтецов находилась в одном помещении. Сегодня я была в паре с Алексом, и мы сидели на заснеженном уступе в горах. Было раннее утро, в сухом и звонком от мороза воздухе не слышалось ни звука.

— Алекс, ребёнок в опасности, — сказала я. — У нас пятнадцать минут и двести километров.

Он уже принял информацию: я услышала сдержанное рычание. Недавно став отцом, он теперь принимал очень близко к сердцу всё, что касалось детей.

— Спокойно, — сказала я. — Без эксцессов. Не будем забывать, кто мы такие.

— Полетели, — прорычал он.

Заснеженный посёлок, дом на отшибе. Стены были изрешечены вертолётными пулемётами, внутри уже действовала группа. Направленным ударом волны я пробила крышу, а Алекс влетел в окно.

Да, чувства меня не обманули: двухметровый симпатяга и не думал стрелять в девочку, но это за него чуть было не сделал тот, кто лежал сейчас на полу, сбитый ударом куска потолка. Почему эта ясноглазая честная морда показалась мне такой родной, будто я знала этого парня всю жизнь? Будто училась с ним в одном классе или жила в одном дворе? Разбираться было некогда: её обладатель уже вскинул оружие. Пришлось вырубить его волной.

— Всё, всё, маленькая… — Я прижала к себе девочку и погрузила её в полудрёму.

Алекс уже раскидал всю группу, и добрые молодцы лежали без чувств повсюду: кто на ступеньках, кто на ковре, кто в дверном проёме. Уложив девочку на диван, я склонилась над её матерью… А мой «одноклассник», оказывается, стреляет в женщин… если они перерезают горло его товарищам. Красивая шёлковая комбинация превратилась в дырявую окровавленную тряпку, золотые завитки волос разметались по узорам коврового рисунка. Пуль в теле сидело не меньше дюжины, и все они, повинуясь моей руке, вышли из ран и зависли в воздухе — мне осталось их только собрать. А другой рукой я уже исцеляла истерзанную плоть. Алекс занимался наверху её мужем и отцом девочки.

Она ожила, закашлялась, устремила на меня недоуменный взгляд, который через секунду стал испуганным при виде лежащего на диване ребёнка.

— С ней всё в порядке, — успокоила я. — Она спит.

Через минуту они сидели на диване втроём: родители и их сонная дочка, все в крови, ошарашенные, недоуменно обводя взглядами усеянную бесчувственными телами гостиную. Одно из этих тел было с перерезанным горлом, но ещё живое.

Не дать ему умереть, пусть он и собирался убить эту семью. Мы достойные, мы сохраняем жизнь.

Дэн. Его звали Дэн. И ещё будут звать, потому что ему суждено выжить. В его жилах циркулировала крошечная капля вампирской крови, попавшей в рану с руки матери девочки. С Викой было так же. Не завидую я тебе, Дэн…

Дэну перерезали горло — это видели все. А когда все очнулись, его шея была цела, без малейших следов раны — ни шрамов, ни царапин. Что на самом деле произошло, видел только я один, и все подробности из меня вытянули прибывшие к нам очень серьёзные ребята из Центрального штаба. Прибыли они на удивление быстро. Кровопотеря у Дэна была немалая, и его забрали в госпиталь сразу после нашего возвращения на базу, а вечером того же дня приехали гости, которые хотели всё знать. Перед глазами у меня стояла побледневшая веснушчатая физиономия Дэна на носилках, в то время как цепкие взгляды ребят из штаба буравили меня. Они были в гражданской одежде — ни имён, ни званий…

— Сколько их было?

— Двое…

— Всего лишь?! Вы ничего не путаете, Дудник?