Наконец он соизволил выйти из транса.

— Странно всё это, — изрёк он глубокомысленно и опять замолчал.

— Что странного-то? — спросила я. — Что-то сегодня из тебя слова клещами приходится вытягивать.

Он потёр подбородок, собрался что-то сказать… и опять завис.

— Ну, не умирай! — Я ткнула его кулаком в плечо. — Давай, рожай, что там у тебя за соображения?

Каспар вдруг улыбнулся и сказал:

— Кстати, о родах… Регина беременна.

— И из-за этого ты такой смурной сегодня? — поразилась я. — Это всё?!

— Это немало, — ответил он.

— Нашли время плодиться, — фыркнула я.

Его брови вздрогнули и нахмурились, будто я ему наступила на любимую мозоль. Но, слава богам, это вывело его из транса окончательно.

— И в войну люди рождаются, — сказал он. — И хищники тоже. А странно то, что нам так легко досталась эта информация, да и затея эта с перевозкой жуков… странновата.

— Тебе всюду мерещатся подвохи и ловушки, — хмыкнула я. — Ты только представь, что мы сможем сделать с помощью таких бойцов! — Я встала, прошлась по опустевшему конференц-залу. — Нет, нельзя упускать такую возможность!

— На вашем месте я бы ещё подумал над всем этим, госпожа президент, — сказал Каспар.

— Ты не на моём месте, — отрезала я.

Спустя полчаса — я обедала в пункте питания — зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но мне не требовался определитель, чтобы почувствовать затхлое дыхание прошлого.

Однако, голос, принесший это дыхание, был незнакомый, молодой и приятный.

— Здравствуйте, Юлия… Простите, пожалуйста, за беспокойство… — зачастил он. — Меня зовут Марина, я соседка вашей мамы. Точнее, квартирантка. Она сдавала мне комнату. Я вот по какому поводу звоню… Ваша мама умерла. — Вздох. — Да… Мои примите мои соболезнования. Понимаете, в чём проблема… Кроме вас, у неё нет никого, кто мог бы заняться похоронами. Не могли бы вы…

Она ещё что-то говорила, но её голос слышался сквозь толщу времени, которое прошло с того проклятого дождливого октябрьского дня. Дня, когда кончилось моё детство.

Его тяжёлое дыхание, волосатая грудь, навалившаяся на меня, потные вонючие подмышки… Никогда не пользовался дезодорантом. Вечно сальный нос с расширенными порами. Он делал это… А потом покупал мне сладости.

А ОНА закрывала глаза на это. Не верила мне.

— …взяла бы на себя хлопоты с похоронами, но, как бы это сказать… я несколько стеснена в средствах, — прорезался голос Марины сквозь мерзостный пласт памяти. — Алло! Юлия, вы меня слышите?

— Слышу, — сказала я. — Хорошо, назовите адрес. У меня где-то записано, но долго искать.

Она назвала.

9.3. R.I.Pnote 1

Маленький сибирский городок встретил меня слякотной тоской разбитых улиц. Кривые полузасохшие клёны давно было пора спилить, но они стояли, придавая двору заброшенный и неопрятный вид. Телохранителей я оставила на улице. Перед крыльцом подъезда разлилась огромная лужа; в неё были набросаны какие-то кирпичи, дощечки, прочий хлам, по которому народ перебирался через неё, совершая чудеса эквилибристики. М-да… В нашей глубинке всё по-старому.

Я уже собиралась одним махом перескочить через лужу и оказаться на крыльце, не замочив ног, но рядом оказался нежелательный свидетель — бабуля с кошёлками, которая стояла перед лужей в нерешительности и шамкала:

— Вот кажну ошень тут море штоит… И как перебиратьша-то? Кабы я кожочка была молодая, перепрыгнула бы по кирпичикам-то… Да штарая штала, прыткошть уже не та, как бы в лужу не швалитьша… Бежображие, и никто ничего ш ней не жделает… Доченька… А доченька?

Это она ко мне.

— Что вам, бабуля?

— Да вот как бы мне череж лужу-то… Не поможешь?

Я кивнула телохранителям. Один из них, Люк, подхватив старушку вместе с её кошёлками на руки, перемахнул через лужу. Обалдевшая бабуля только охнула.

— Ой, милок, как ты это… шкакнул-то шибко… шпортшмен, што ли, ты?

— Спортсмен, спортсмен, — пробасил Люк.

— Шпашибо, шынок, храни тебя Гошподь, — рассыпалась бабка в благодарностях.

Она вползла в подъезд, и я перескочила на крыльцо. Раздолбанная дверь, загаженная лестница, вонь… Алкаши и коты справляли здесь малую нужду, да и большую, похоже, тоже нередко. И в этой забытой Богом дыре закончила свои дни моя бесценная маменька.

Обогнав по-черепашьи карабкавшуюся по ступенькам бабку, я поднялась на третий этаж и нажала на кнопку звонка.

Марина оказалась ядрёной девицей лет двадцати восьми, с пышными, чуть расплывшимися формами, круглыми щёчками-помидорчиками, шикарной золотистой шевелюрой, забранной в хвост, и густо накрашенными ресницами. Сочный алый рот просто утопал в щеках. Она словно сошла с картины Кустодиева «Русская Венера».

— Ой, здравствуйте! — густым, грудным голосом приветствовала она меня. — Вы Юлия, я сразу догадалась… Проходите, пожалуйста… Как вы быстро приехали!

Да, она жила и умерла здесь. Затхлое дыхание прошлого не могли освежить никакие аэрозоли, а от убогости этого жилища не могла отвлечь даже идеальная чистота, царившая в нём.

— …так уж получилось. Вы не подумайте, что я какая-то аферистка, которая присвоила себе её квартиру. Она в последнее время сильно болела, и я ей была вместо сиделки. Вот она в благодарность и отписала мне эту квартиру. У неё, кроме жилплощади, ничего и не было, никаких богатств…

Последние её дни были унылы и мучительны. Тюремный срок, хоть и небольшой, пустил её жизнь под откос. От былого благосостояния не осталось и следа.

Конечно, она не сама додумалась сделать это с отчимом, это Аврора устроила. Он остался жив, и он по-прежнему в Питере. А она умерла вдали от него.

— …проходите, пожалуйста, я чай поставила. Уж чем богаты, конечно…

Щекастая «Венера» выставила на маленький кухонный стол какие-то варенья-соленья, чашки-блюдца, печенье-конфеты. Её сдобные телеса колыхались, когда она челноком сновала от стола к шкафчику, пересекая тесное пространство кухоньки за три шага. Эти округлые, полные руки выносили из-под неё судно, стирали загаженные гноем пролежней простыни, мыли её в таких местах, о которых и подумать гадко. И получили неплохое вознаграждение — эту хоть и убогую, но всё-таки жилплощадь.

— Спасибо, ничего не нужно, — сказала я. — Мариночка, у меня сейчас совершенно нет времени заниматься похоронами, а поэтому я буду вам признательна, если вы возьмёте это на себя. Денег я вам дам.

Она остановилась посреди кухни и удивлённо захлопала ресницами — как они у неё вообще поднимались с килограммом туши на них?

— Но я думала, раз вы приехали, то сами будете… Она вам всё-таки мама…

— Не приехать я не могла, но у меня действительно нет времени, Марина, — сказала я с нажимом. — Какая сумма нужна?

Видимо, слово «сумма» подействовало на неё магически. Она ещё немного похлопала глазами, а потом сбегала в комнату и принесла какую-то мятую бумажонку.

— Вот, у меня всё уже подсчитано, — затараторила она, подсовывая её мне. — Памятник, ограда, гроб, могилку выкопать… Всё так дорого, так дорого…

— Короче, — перебила я. — Сколько?

— Вот, тут кружочком обведено…

Я достала чековую книжку и выписала чуть большую сумму. Марина повертела в руках чек. Похоже, ей было непривычно обращаться с такими документами.

— Пойдёте в банк и обналичите. Ничего сложного. Тут немного больше — с учётом комиссии.

9.4. In vino veritasnote 4

Мёртвые листья шуршали под ногами вперемешку с водой и грязью, окурками, фантиками, бутылками. Кстати, о бутылках: вон какой-то мужичонка бомжеватого вида собирал стеклотару, не брезгуя заглядывать даже в урны. Приставал к пьющей пиво молодёжи, клянчил: