Временное затишье позволило нам провести ещё одну церемонию, главными героями которой были я и Никита. Настоял на этом он, ну а я… А что — я? Как мой мужчина скажет, так и будет. Ну, по крайней мере, в этом вопросе.

— Можно, конечно, отложить на потом, — сказал Никита. — Но неизвестно, как всё сложится… Так что давай сейчас, пока есть время и пока мы оба живы.

— Ну, сейчас так сейчас, — ответила я.

Вот скажите честно, как звучит фраза: «Великий Магистр Ордена Железного Когтя выходит замуж»? Ничего странного? Слово «магистр»-то — мужского рода. Получается «он — выходит замуж». Впрочем, если добавить слово «госпожа», то всё становится на свои места.

Небольшая загвоздка состояла в том, кому объявлять нас мужем и женой. Таким правом обладал только вышестоящий член Ордена, а над Великим Магистром никого не было, да и как-то не сложилось такой традиции — чтобы Великий Магистр сочетался браком. Как выйти из положения? Вы уже знаете, как я обращалась с традициями, а потому не удивитесь, узнав, что я приказом назначила Оскара выполнить эту обязанность. Вот и вся недолга.

В связи с недавними похоронами Мигеля Альвареса решено было не устраивать шумного праздника, да и обстановка не располагала к долгим гуляниям. Короткая передышка могла кончиться в любой момент, а со свадьбы в бой — довольно резкий переход, для которого нужно было находиться в хорошем тонусе. По этим соображениям мы решили провести всё максимально скромно и тихо.

В десять утра в церемониальном зале собрались все желающие присутствовать при сем знаменательном событии. Их оказалось довольно много. Мы не ограничивали числа гостей — прийти мог любой. Поскольку Никита ещё не был членом Ордена, то непосредственно перед самой церемонией бракосочетания был проведён обряд его посвящения — по усечённому сценарию.

Я восседала на троне в полном парадном облачении, опираясь на церемониальный меч, а на ступеньках по правую руку от меня стоял Оскар в багровом плаще. Двери зала открылись, и в начале красной ковровой дорожки появился Никита в парадной форме «волков». Провожаемый взглядами гостей, он прошёл по ней к трону и опустился перед первой ступенькой на колено. Повисла пауза. Я приподняла брови и бросила на него вопросительный взгляд.

Даже те немногие слова на Языке, что были оставлены в усечённом варианте обряда, оказались трудноватыми для Никиты. Не далее чем вчера он усердно учил их под моим руководством; мы долбили их три часа подряд и с горем пополам осилили, а сейчас выяснилось, что он всё забыл — видимо, от волнения.

— Слушай, Лёль, можно, я скажу то же самое, но по-русски? — попросил он, виновато улыбаясь.

Мы с Оскаром переглянулись. Я сказала:

— Ладно, давай, двоечник.

С комически-серьёзной физиономией Никита произнёс:

— Безымянный приветствует госпожу Великого Магистра и просит оказать ему честь быть принятым в Орден Железного Когтя!

На последних словах его голос задрожал от смеха, но под моим суровым взглядом он тут же придал лицу глуповато-постное выражение — настолько смешное, что я сама чуть не фыркнула.

— Шут гороховый и двоечник, — вполголоса обозвала я его. — Не мог десяток слов запомнить? — И произнесла громко: — Ты принимаешься в Орден, брат! Отныне твоё имя среди собратьев — Ательстан Фелиция.

Это имя было трижды выкрикнуто присутствующими, и Оскар, спустившись со ступенек, надел Никите на палец коготь. После этого Никита должен был подняться к трону и поцеловать мой меч, но вместо этого поцеловал мои губы.

— Э-э… Ты ничего не перепутал, собрат? — пробормотала я.

— Прости, госпожа, немножко промахнулся, — ответил он, сияя улыбкой. — Голова закружилась от волнения.

В общем, более нелепого посвящения, чем это, я ещё не видела — да и все присутствующие тоже, наверно. Все умирали со смеху. Впрочем, смех — не так уж плохо, учитывая то, что нам недавно довелось пережить.

После этого я спустилась с трона и встала рядом с Никитой, и Оскар объявил нас мужем и женой.

Итак, я вышла замуж. Это звучало невероятно. Но — надолго ли? Не предстояло ли Никите вскоре овдоветь? Но сегодня не хотелось думать об этом, хотелось просто быть счастливыми.

И мы были счастливы.

— Смотри, Аврора, вот оно! — прошептала Вика. — Сейчас…

Из груди спящей малышки с золотым свечением вылетел жук — чуть меньшего размера, чем у нас, взрослых. Девочка продолжала спать, а жук покружил над ней, выписывая в воздухе петли, и завис, как колибри, перед Викой. В этот момент из её груди тоже вылетел жук, приблизился к маленькому жучку и пощекотал его усиками. Они покружились вместе, рисуя золотые узоры в воздухе, а потом взрослый жук проводил маленького на его место — в грудь малышки, после чего вернулся в Вику.

— Что ты при этом чувствуешь? — спросила я.

— В груди щекотно, — тихо засмеялась она. — Такое чудо… Я никогда не видела, как жуки общаются!

— Я тоже в первый раз вижу, — призналась я.

Молодые родители уже выбрали для девочки имя, довольно необычное — Айми. Всем казалось, что оно похоже на японское, но Вика объяснила, что выудила его откуда-то из древних глубин паутины — оно пришло к ней во сне. Она не знала точно его значения, но, по её словам, это было одно из имён, использовавшихся крылатыми.

Можно ли было отнести Айми к древней расе крылатых? Тот факт, что девочка родилась с жуком и четырьмя крыльями, говорил в пользу этого. Для семи с половиной месяцев, проведённых ею во чреве матери, она была даже более развитой, чем полагалось по норме. Констатируя небольшое опережение по сравнению с ребёнком обычного хищника на той же стадии развития, Гермиона, впрочем, затруднялась его толковать: нам не была известна во всех деталях физиология крылатых. Сколько у них длилась беременность? Что можно было считать нормой, а что — отклонением? Мы пока не обладали достаточно точными для таких выводов данными.

Последствия массовых неполадок с электроснабжением, компьютерной сетью и связью ещё устранялись, и пока нельзя было сказать, что Европа полностью пришла в норму. Самыми серьёзными были последствия срыва работы крупнейших банков, в которых полностью «полетела» компьютерная система. Предприятия терпели убытки, экономику лихорадило, и события в Европе не могли не отражаться на остальном мире.

Между тем, волна про-хищнических настроений (жутковатое слово, пожалуй, но неплохо отражающее суть) в человеческом обществе нарастала. Это были отголоски нашей целительской деятельности. На «Аврору» обрушился шквал писем от людей, просивших помощи в решении проблем со здоровьем, о чём нам и сообщил исполняющий обязанности президента Курт Эттингер.

Как мы могли отказать? В этом состояло наше призвание. Мы обратились к людям с просьбой не продолжать военные действия против нас, пока мы занимаемся лечением: силы необходимо было сосредоточить на чём-то одном. И люди как будто вняли нашей просьбе: попыток взять замок штурмом с их стороны пока не повторялось. Видимо, они хотели посмотреть, что из этого получится. Впрочем, не обошлось и без пропаганды против нас: звучали призывы не прибегать к нашей помощи — якобы вместо лечения мы обратим людей в хищников, нанесём вред, либо у нашего вмешательства будут какие-то неожиданные последствия. К этой пропаганде подключилась часть врачей — видимо, из числа тех, что беспокоились за свой доход: ведь если мы всех вылечим, кого останется лечить им (и, соответственно, на ком зарабатывать деньги)? Другая часть работников медицины, напротив, отзывалась о нас положительно, стараясь обратить всеобщее внимание на прекрасные результаты, достигнутые нами в двух онкоцентрах: их пациенты чувствовали себя хорошо, никаких жалоб от них не поступало. Споров вокруг этого была масса, на телевидении за относительно короткий отрезок времени (около десяти дней) даже вышло по всему миру на эту тему множество передач, в одной из которых участники разругались и чуть не подрались, а растерянный ведущий и съёмочная группа пытались восстановить мир. СМИ просто трясло и лихорадило от полярности мнений по этому вопросу.