И у Леонова, и у Колодина было такое разочарование, что словами описать невозможно. Но именно по причине этой замены они и остались живы. Полетевший вместо них дублирующий экипаж — Добровольский, Волков, Пацаев — погиб при возвращении на землю после выполненного полета. Корабль и экипаж были обречены, так как из-за технологической ошибки один из клапанов корабля сработал преждевременно. Это и привело к тому, что при входе в плотные слои атмосферы он разгерметизировал кабину космонавтов. Они же в ту пору летали без скафандров, в одних лишь летных костюмах, что обрекло их на верную гибель. Так Леонов, Кубасов и Колодин остались живы, а их дублерам не суждено было... Документальные съемки запечатлели, как много времени пытались вернуть к жизни их еще теплые, но безжизненные тела... Но, увы, как говорится, их кровь уже «закипела».

Петр Колодин по-прежнему энергичен и душа любой компании. Молодежь часто цитирует его крылатые фразы, которые из-за трудности передачи невозможно привести здесь. Из приличных можно привести постулат, часто цитируемый ранее на партсобраниях и командирских «разгонах»: «Бабы и водка — не для дураков!» Хотя авторство его и приписывают П. И. Беляеву, знаю точно, что без Петра Ивановича здесь не обошлось.

Страна пережила «лихие» 1990-е, отдохнула от стресса после дефицита, а жизнь Звездного городка и ЦПК им. Ю. А. Гагарина все так же была подчинена решению главной задачи: подготовке космонавтов к очередному полету.

Накануне 12 апреля в Доме космонавтов готовились к торжественному собранию, небольшому концерту и фуршету, так как спонсоры помогли, чтобы космонавты достойно встретили свой праздник. Ну, а пока до собрания оставалось время, каждый занимался своим делом. Я решил поработать с документами, подготовить ответы на запросы из различных организаций и продолжил бы этим заниматься еще часа два, но вдруг дверь открылась и в кабинет заглянул не кто иной, как Герман Степанович Титов, с которым мы уже достаточно давно не виделись.

— Ну что, ЧК, все пишешь? — поинтересовался он, осматривая кабинет. — А я вот решил пройти по штабу и посмотреть, кто обосновался в кабинетах, где когда-то начинали мы... Вот в твоих апартаментах трудился одно время Юра — правда, располагалось все по-другому.

Я предложил ему присесть, что он охотно и сделал. Тут же продолжил:

— Ну и много же у вас писанины, небось про всех надо что-либо изложить?

Я принял его шутливый тон:

— Ну а как же? Сделал — запиши, не сделал — вдвойне опиши почему.

Титов продолжил:

— Небось и про меня когда-то так же писали...

Тут я возьми, и скажи:

— А как же! Еще как писали, ведь вы же личность легендарная.

Он, включаясь в разговор еще более откровенный, сообщил:

— Да, только не все легенды мои с хорошей концовкой. И ты, наверное, знаешь.

— Да, конечно, читал.

— И что все это еще хранится?

— Да еще рано уничтожать, ведь там объективная информация. Наверняка, скоро, может, и уничтожат, но уже без меня.

Титов озадачено спросил:

— А вот, например, такой случай есть? — и он кратко изложил суть.

Я все знал и мог легко найти в любом томе дела нужную страницу. Титов разгорячился воспоминанием и спросил:

— А слабо показать?

Я ответил, что не слабо, ведь там информация о вас, мол, вы и так все это знаете.

Нашел нужное дело и, убедившись, что справка не раскрывает источники полученной информации, показал Герману Степановичу. Он внимательно прочел и сказал:

— Ну что ж, все точно! Слушай, Николай, а вот такой случай?..

Я нашел и показал. Он прочел и сделал аналогичное заключение. Таким образом я показал ему справку еще о трех эпизодах из его жизни, и Титов задумчиво произнес:

— Да, я в молодости пошустрил и мне просто стыдно сейчас вспоминать... Но знаешь, что больше всего удивило? Это стиль справок и их объективность. Все четко, без накруток, ну, в общем, не по-партийному. Молодцы твои коллеги, все написали справедливо. Теперь, когда я понял, что обо мне все здесь написано, это надо «закрепить». У тебя найдется чем?

Я достал бутылочку коньяка, лимон, конфеты. И мы, обсуждая теперь уже разное, «закрепили урок», как заметил Титов.

В тот период я ощущал гордость за своих коллег, работавших до меня в Центре. Оценка, которую дал сам автор событий, описанных в справках, стоила того. Действительно, все кратко, четко и без субъективизма — факты и результаты... Мы еще немного пообщались, и Герман Степанович стал собираться на торжественное собрание, спросив меня о том, буду ли я в Доме космонавтов. Получив утвердительный ответ, он, не прощаясь, сказал, что там и встретимся, и в раздумьях двинулся из штаба.

В тот период уже перестали избирать президиум собрания, а просто разместили космонавтов Первого отряда на сцене — в удобных креслах вокруг небольших столиков с цветами. Поскольку Герман Степанович последние годы присутствовал на мероприятиях Звездного городка редко, то ему сразу же дали слово.

Он встал с кресла, подошел к краю сцены и попросил включить в зале свет, объяснив, что его видят все, а он практически никого. Так и оставшись на краю сцены, второй космонавт планеты Земля поздравил всех присутствующих с великим праздником Космонавтики и, обращаясь к залу, сказал:

— Вот по пути к вам я побродил по штабу, повстречался с интересными людьми, почитал исторические документы и хочу сказать вам следующее: пришла пора покаяния! Ведь не все в нашей и особенно моей жизни было ладно и складно. Я знаю, что во многих делах грешил, кого-то обидел, кого-то зацепил неосторожным словом и принес много неприятностей моим старым товарищам. Нет же, конечно, не со зла, а по глупости. Не умышленно, а под «парами», а значит, опять же по глупости! Простите меня люди добрые. Я ваш, я с вами и еще раз прошу меня простить!

Его голос дрогнул, чувствовалось, что эта речь дается ему трудно, но звучит искренне. Его взгляд бродил по рядам и, остановив его на один миг на мне, он произнес:

— И еще спасибо тем, кто побудил меня покаяться! Я ведь давно хотел это сделать, да все как-то ждал подходящего случая. Вот он, кажется, и нашелся!

Зал грохнул аплодисментами, у многих ветеранов заблестели, от вдруг нахлынувших слезинок, глаза. Вечер удался, и на этой волне он продолжался долго. Выступали другие, каждый вспоминал свои « грехи », просил у всех прощения, но это было уже не то и не так...

Что это за «синдром» и чьим именем назван — космонавты знают. Ну а уважаемому читателю, думаю, это совсем даже не интересно... Какая разница?

В. В. пришел в отряд в наборе 1976 года. Вместе с ребятами своего потока прошел общекосмическую подготовку, а затем еще и годовую подготовку в Ахтубинске, где из них буквально «сделали» отличных летчиков-испытателей, правда, 3-го класса. Эта подготовка парням была предложена потому, что шла работа над программами «Буран» и АКС, где было четко обозначено — уметь хорошо летать. Как тогда уже пелось в песне: «Летчик может не стать космонавтом, космонавту нельзя не летать!»

И парни старались изо всех сил, так как очень надеялись на полеты в качестве командиров больших космических кораблей нового поколения. Не обошлось и без потерь. Во время одного из тренировочных полетов погиб В. Иванов, хороший и душевный парень. Его жена и дети остались в Звездном...

Завершив «испытательские» будни, В. В. приступил к подготовке в составе экипажа, инженером которого был многоопытный Виктор Савиных. В. В., конечно, очень старался и страшно боялся упустить свой шанс, но его «мучила» одна проблема, которую он тщательно скрывал. Это была болезнь. И о ней до его полета так никто и не узнал, хотя догадки были...

Весь отряд ходил на спортивные занятия в бассейн, где все, как обычно, плавали после пробежек и занятий на силовых тренажерах. Завершалось все небольшими посиделками в парилке. И вот однажды я обратил внимание, что В. В. как-то избегает прямых взглядов при встречах со мной. Ну, обратил я на этот момент внимание, уточнил через оперативные возможности и не получил никаких данных, которые бы могли насторожить. Тогда «списал» все на особенности характера и тревоги никакой не бил.