На земле у космонавтов сразу же возникала проблема, как это все не потерять. Ведь корабли садились в разных местах, и не всегда первыми к объекту успевали поисковики. Не раз бывало, что на месте приземления невесть откуда появлялось местное население на лошадях, верблюдах, мотоциклах и машинах. Каждый из них готов был растащить на сувениры не только посадочные парашюты, корабль, но и самих космонавтов. Люди привыкли к таким посадкам и зачастую прибирали к рукам все, что бросалось в глаза в этой суматохе. Поисковикам также было трудно уследить за всем...
Поэтому космонавты быстро собирали свои личные вещи в сумки и прижимали к груди до подхода своих «звездновских». По традиции так сложилось, что в числе первых у спускаемого аппарата оказывался и оперработник. Поэтому, завидев его, члены экипажа просили его забрать их личные вещи и тогда пребывали в полной уверенности, что все останется в сохранности. Так было заведено и продолжалось много лет, пока не стало установленным правилом и традицией, гарантирующей успех завершающей операции по доставке космонавтов на базу реадаптации.
«Ъ», совершавший уже не первый полет, также получал все свои личные вещи в полной сохранности. Он и на этот раз был уверен, что все пройдет штатно. Но вдруг земля заартачилась. В Центре управления полетом тоже нашлись упрямцы, которым абсолютно «до фени» были желания уставшего в длительном полете командира экипажа. Они, как вредные «бяки-буки», настаивали на своем. Спор дошел до такой стадии, что «Ъ» серьезно перенервничал и после успокоительных таблеток, принятых в излишнем количестве, немного «поплыл». Вступая в таком состоянии в очередной спор, он, что называется, завелся сам и раскалил наземных спецов, пообещавших в ответ, что если он возьмет со станции «лишние» килограммы, то они пришлют на место посадки контролеров, которые все взвесят и запротоколируют, с тем чтобы наказать его по полной программе. Взбешенный таким напором, «Ъ» не придумал ничего другого как заявить им: «А только попробуйте подойти! У меня ведь в НАЗе есть кое-что кроме еды и воды».
Все сразу поняли, что в НАЗе есть пистолеты членов экипажей. Вот какого накала достигла непримиримость, но почему-то ни психологов, ни просто спокойных и умных людей вокруг не нашлось. Ситуацию раздули до такой степени, что якобы у «Ъ» «поехала крыша». Конечно же, «Ъ» сказал так, потому что исчерпал все возможные аргументы. Для наземных же специалистов ЦУПа полеты стали настолько обыденными, что они уже подзабыли некие правила корректного взаимодействия с экипажем, а потому спокойно позволяли себе ошибаться и буквально придираться по мелочам к космонавтам.
Такое состояние очень сильно беспокоило инструкторов и врачей экипажей, и я вынужден был в устной и письменной форме высказать свое и общественное компетентное мнение во все инстанции, которые могли влиять на процессы управления полетом. Информацию приняли к сведению и чуть-чуть «попинали» строптивых спецов ЦУПа. Но каково же было удивление всех инстанций, когда дней за десять перед самой посадкой «Ъ» заявил ЦУПу и поисковикам, чтобы после приземления первыми к кораблю подошли генерал Анатолий Филипченко и Рыбкин — то есть я. С учетом данного заявления, мне пришлось долго и подробно объяснять многим своим и иным руководителям причину такого выбора «Ъ». Я рассказывал и о своих взаимоотношениях, и о традициях, и, в общем, о моем статусе во всем этом действе под названием «Встреча экипажа на месте посадки».
Когда я всех убедил, начальственный люд успокоился, но все же меня много инструктировали о том, чего многие и сами не понимали.
Во время посадки экипажа «Ъ» стояла чудесная погода, и корабль на удивление — действительно такое бывает редко — мягко приземлился и остался в вертикальном положении. Вертолеты поисково-спасательной службы (ПСС) сели вокруг аппарата на солидном расстоянии, и все остановились, как в детской игре «Замри!». Люк С А (спускаемого аппарата) открылся, и изнутри донесся голос «Ъ»: «Филипченко и Рыбкин ко мне, остальные — на месте!» Все засмеялись над военной терминологией, но команду выполнили. Мы подошли, и «Ъ» передал нам свой «груз». Затем, совсем успокоившись, сказал: «А теперь берите меня! Вот и вся история». И вопрос был снят, и нарушений мы не обнаружили, и в вещах не было ничего запретного, и все осталось в целости и сохранности.
Естественно, что «Ъ» пришлось держать ответ за излишнюю дерзость и перед главным конструктором В. П. Глушко, и перед руководством ЦПК. Основные беседы выпали на долю А. А. Леонова, пытавшегося приструнить ершистого «Ъ». В результате их отношения сильно обострились, и «Ъ» всерьез задумался над тем, что делать дальше — участвовать в программах или «менять курс».
В откровенных беседах у бассейна на Байконуре и в номерах на 17-й площадке я, зная характер оппонента, порекомендовал ему сразу после завершения реадаптации поступать в Академию Генерального штаба и строить карьеру на командном поприще. Такому исходу были бы рады все стороны, и можно было избежать проблем со служебным ростом в самом Центре подготовки, где «Ъ» претендовал на высокие должности.
Как товарищ весьма амбициозный, «Ъ» за любое дело брался с огромной инициативой и напором. Он успешно закончил Академию Генштаба и через некоторое время стал одним из заместителей в системе ВВС. Затем руководил одной из академий Минобороны. Естественно,«Ъ» стал генералом и вторым после Германа Степановича Титова генерал-полковником. Своим быстрым генеральским ростом он очень озадачил коллег.
Будучи по жизни чрезвычайно импульсивным, решительным и порой резким в суждениях и действиях, «Ъ» успел до распада СССР повыступать в Верховном Совете и побороться с мэрий Москвы.
«Изделие К»
В России, как известно, выпивают все: и крестьянин, и рабочий, и ученый... Но нормальные люди, каковых у нас абсолютное большинство, знают когда. Только после хорошо сделанной работы, а не во время и тем более не до. То есть обычно люди знают и время, и место, и уместность.
Ну, вот начнем хотя бы с космической эпопеи. Когда запустили первый спутник, С. П. Королев дал команду главному завхозу раздать всем рабочим и техсоставу по чайнику спирта. Представляете — по чайнику! Раздали и выпили, но пьяных не было. Дело в том, что были ответственность, чувство долга и самое главное — самодисциплина, производное от привитой дисциплины. И когда мне пытаются рассказывать о том, что во время запусков пьют, буду спорить. Пьют, а точнее, выпивают только после запусков!
Кстати, в этом плане спрос с первых космонавтов был строжайший. Генерал-полковник Николай Петрович Каманин, их первый наставник по линии ВВС, был настолько строг, что кандидаты — Нелюбов и другие — «уезжали» с подготовки только за то, что не вовремя выпили кружку пива. Стоит заметить, что космонавтов Первого отряда можно назвать практически трезвенниками, по сравнению с испытателями и другими пилотами. Но так устроен человек, что не каждый может совладать с соблазнами. Ведь как устоять, если ты, еще вчера никому не известный человек, вдруг становишься всемирно знаменитым? С тобой хотят пообщаться и власть имущие, и деньги имущие, ну а выпить с тобой готовы не только они, но и ничего не имущие.
И вот первые космонавты в большинстве своем устояли... Дальше не всем это удавалось, но эту тему особенно никто не поднимал. Ведь как рассуждает наш народ тогда, когда случается что-либо чрезвычайное? Сразу же говорят: «Да наверняка был пьян!» По себе судят?!
Так вот и о Гагарине. Однако скажу честно, что даже самые негативно настроенные ко всем и всему люди не могли привести ни одного примера, где бы Юрий выглядел не геройски. Да, был случай, когда из-за нелепой шутки он прыгнул со второго этажа на клумбу и расшиб бровь у виска. Но и тогда он был трезв. Точно знаю, потому что читал беспристрастные отчеты сотрудников КГБ СССР, опрашивавших всех свидетелей. Конечно, поступил по-мальчишески, но был трезв. И твердо скажу, что он не пил и до полета, в котором погиб. Его вообще нельзя в чем-либо винить, потому как полет был в спарке и летел он с инструктором, которому вменено в обязанности устранять любые погрешности в действиях пилота. Здесь тоже все скрупулезно и зафиксировано, и установлено. А в специальном деле имеются справки о том, что Юрий Гагарин за два дня до полета заходил поздравить своего знакомого с днем рождения и, буквально пригубив вина, удалился. Члены правительственной комиссии, расследующей причины гибели Гагарина и Серегина, констатировали, что в крови Гагарина и инструктора не обнаружено признаков алкоголя. Да и все друзья Юрия утверждают, что его никогда не видели в состоянии опьянения, так как он знал меру...
