— Она только что открыла свое агентство.

— Ей не нужны девушки?

— Думаю, что да.

— Ей нужны только красивые девушки, — раздался голос Лайзы Родригес.

Она наклонилась над столиком, заслоняя собой солнце. Француженка передернула плечами, издала короткий резкий смешок, подняла руки в знак шутливой капитуляции и вернулась к своему журналу.

— Привет, Лайза, — сказал Роб. — Не хочешь присесть?

Лайза села, метнув на француженку уничтожающий взгляд.

— Ты что, готов разговаривать вообще с кем попало? — громко спросила она.

— Да, а разве ты нет?

Лайза не ответила. Она не любила, когда день начинается скверно, а это был уже второй фальстарт. Как может такой парень, как Роб, быть таким трудным? Помимо внешности, полное отсутствие в нем притворства явилось его главной привлекательной чертой. Но если он такой прямолинейный, то почему он так ее заводит?

— В этом гребаном городе, — раздраженно заявила она, — второсортных и третьесортных моделей больше, чем песчинок на здешнем пляже. Я не понимаю, почему эти уродливые шлюхи не возвращаются в Сан-Пеллегрино или куда-нибудь еще, откуда они явились.

— Успокойся, Лайза, — сказал Роб.

Француженка слышала их. Об этом говорили красные пятна на ее щеках.

— Не командуй мной! — огрызнулась Лайза. — Ты в этой игре новичок. Это я — звезда!

— Старая-старая звезда, — вполголоса заметила француженка.

— Ты что сказала? — выкрикнула Лайза.

— Ха! — отозвалась француженка, глядя в небо. Французы любят вести огонь со стороны, не ввязываясь в столкновение лоб в лоб.

— Хватит! — сказал Роб, повысив голос. — Если ты хочешь испортить кому-то завтрак, тебе лучше уйти куда-нибудь в другое место.

— Ах вот как! Я порчу тебе завтрак? — взвилась Лайза.

По выражению ее лица было ясно, что она в шоке. Любой мужчина в мире был бы польщен разделить завтрак с Лайзой Родригес. Однако вот она, сидит с единственным мужчиной, который, судя по всему, является исключением из этого правила. Неисповедимы пути Господни!

— Не закажешь ли мне кофе? — Лайза неожиданно переменила линию поведения. Ее слова прозвучали почти как извинение.

Роб помахал рукой хорошенькой официантке, моля Бога, чтобы хоть она не вздумала заигрывать с ним. Может, стоит сделать себе какую-нибудь пластическую операцию — к примеру, изуродовать нос?

— Завтра начинаем съемки, — сказала Лайза, после того как Роб заказал кофе. Ее слова прозвучали одновременно и как угроза, и как просьба о перемирии.

— Знаю, — отозвался Роб. — Ожидаешь с нетерпением?

— Между прочим я уже занималась этим пару раз.

— Мне это известно, Лайза.

В его голосе звучало раздражение. Лайза внимательно наблюдала за ним. Он не был слабаком. Его скромность, желание сделать людей счастливыми, отсутствие тщеславия, казалось бы, указывали на слабость, однако в Робе ощущалась и глубокая внутренняя сила. Его можно было подталкивать только до определенной черты. Дойдя до нее, он превращался в скалу, которую невозможно сдвинуть с места. Он знал, где лежит эта черта, но не демонстрировал это всем и каждому. Люди, считавшие его человеком слабовольным, глубоко ошибались. Может, он как раз и есть настоящий американский герой — добрый парень, которого трудно рассердить, но который становится страшен, когда в конце концов он встает на тропу войны. Латиноамериканцы совершенно другие. Кровные родичи Лайзы склонны бахвалиться. Они демонстрируют свою мужественность с утра и до вечера. Они кажутся крутыми ребятами, но когда наступает время действовать, латиноамериканцы уже не являют собой образец мужского достоинства. Когда начинается драка, они отходят в сторону и предоставляют проливать кровь таким, как Роб Сэнд.

— Да, я действительно с нетерпением ожидаю этих съемок. Хочешь знать почему?

— Почему?

— Потому что я буду сниматься вместе с тобой.

— Спасибо.

— Потому что я влюбилась в тебя.

Лайза сознательно повысила ставку. Солнечный свет упал на лицо Роба. Это Бог послал ему свой луч.

— Нет, Лайза, это тебе кажется. Ты просто… Ты играешь другими людьми. И ты играешь собой.

— Я в игры не играю. Это люди вроде Мэри играют в игры. А я чувствую. Я глубоко чувствую. Я человек эмоциональный. Я не боюсь чувств. А ты?

Роб смущенно засмеялся, не зная, что ответить.

— Я не знаю, Лайза. Такие люди, как ты, для меня — темный лес. Я еще не привык к тебе. Я не могу держаться на таком же уровне… жить так же напряженно. С такими перепадами настроения, с такой драматичностью.

— Я знаю, что это нелегко, — сказала она. — Я и впрямь немножко сумасшедшая. Думаю, мы все такие. Но в глубине души я хорошая. Я верю в Бога. Я стараюсь поступать по совести.

Лайза изобразила на лице, как она надеялась, благочестие и раскаяние. Сейчас ей бы весьма пригодился скромный платочек, чтобы покрыть голову, но его под рукой не было.

— О, Лайза, я знаю, что ты хорошая. Я чувствую. — Роб потянулся и взял ее руку в свою, тронутый признанием Лайзы. — Я не осуждаю тебя. Я просто говорю, что мы с тобой полные противоположности, вот и все. Ты мне действительно нравишься. Правда.

— Ты находишь меня привлекательной? — спросила Лайза, настойчиво идя к своей цели.

— А разве кто-нибудь может не считать тебя привлекательной?

Это был не тот ответ, которого она добивалась.

— А ты? — настаивала Лайза.

— И я тоже.

Это было правдой. Он действительно находил ее очень красивой. Ее красота была просто неземной. Когда он занимался с ней любовью, ее красота устрашала его. К Лайзе можно было пристраститься. Он уже попробовал ее запретный плод. Он познал ее. Если откусить от яблока Лайзы Родригес более одного раза, от этой привычки можно вообще никогда не избавиться.

— Ну так что же? — прошептала она, сжимая его руку.

— Ты, наверное, просто готовишь это для съемок, — проговорил он с застенчивым смешком. — Знаешь, как это бывает: актер и актриса, играющие главные роли, любят друг друга, пока снимается фильм. Так легче играть, а потом «будь здоров, желаю успеха».

— Ты так думаешь?

— Я и сам не знаю, что думать.

И тут Лайза Родригес удивила саму себя. Она вдруг поняла, что собирается сказать, но остановиться уже не могла.

— А я думала, что хочу выйти за тебя замуж.

— За меня… замуж? — вырвалось у него.

Лайза не ответила. Она жгла его своим взглядом. Глаза ее затуманились. Боже правый, она ведь на самом деле не шутит! Что он может сказать ей? Неужели она действительно любит его?

— Ты серьезно? — спросил он.

— А я выгляжу серьезно?

О да, она выглядела серьезной. Как бы подчеркивая это, великолепная слеза выкатилась из ее великолепного глаза.

— Может, пойдем пройдемся по пляжу? — предложил Роб.

Он бросил деньги на столик и встал. Подобный разговор не следовало вести на людях.

Лайза смиренно последовала за ним в своей новой роли смиренной, отверженной возлюбленной. Они перешли дорогу и направились к скамье под пальмами. Солнце пробивалось сквозь листву, обливая их своим сиянием. Над морем стояла дымка. День обещал быть жарким.

— Что нам надо делать перед завтрашней съемкой? Репетировать или что-нибудь в этом роде? — неожиданно спросил Роб.

Сменить тему разговора показалось ему хорошей идеей. Слово «женитьба» еще звенело у него в голове. Оно вызывало потрясение, но также и еще что-то. Оно ему льстило. Лайза Родригес, идущая с ним рядом, хочет выйти за него замуж. Родригес — самая красивая девушка на всем свете!

— Мы правда можем порепетировать, — сказала Лайза.

Теперь она улыбалась, одинокая слеза на ее высокой скуле поблескивала, как легкое воспоминание.

— Каким образом? — спросил Роб.

— Мы можем целоваться. На съемках нам придется много целоваться.

— Прямо здесь, на людях?

Это отнюдь не было отказом.

— Моделям все приходится делать на людях.

Лайза потянулась к нему, намереваясь показать, что приходится делать моделям, и Робу вдруг до смерти надоело сопротивляться. Ее лицо было так близко, а губы так прекрасны. Одного только исходившего от нее запаха утренней свежести было достаточно, чтобы он возжелал ее. Роб прикрыл глаза, предоставляя Лайзе свободу действий. Она разбиралась во всем этом. Гораздо лучше, чем он.