Кроме того, она напоминала ему Кристу и Лайзу, когда они только начинали, во всяком случае Лайзу, и потому причинять боль Сисси доставляло ему удовольствие. Джонни обернулся и посмотрел на нее. Ее личико эльфа выглядело несчастным, в больших глазах стояли слезы. При виде ее слабости его лицо перекосилось от отвращения. Конечно, она ненавидит его. Все они ненавидят его. Но она лучше всякого клея приклеена к нему своими амбициями и тщеславием.

— Ты гребаная идиотка, — прорычал он.

— Я не идиотка.

Слезы выступили на глазах Сисси. Она говорила правду. Она не была идиоткой. Ее приняли в Калифорнийский университет, а ее отец был учителем. При мысли о нем слезы потекли по щекам Сисси. Почему она бросила свою семью, наплевала на все хорошее, чему ее учили родители, и сменила достойную жизнь на сделку с дьяволом в этом городе греха? Сисси сама не могла понять этого. Она знала, что деньги — это еще не все, что слава — просто злая шутка, и подонок всегда останется подонком, как бы он ни был богат и могуществен. Где-то на этом пути она пристрастилась к успеху, как к наркотику, и это пристрастие стоило ей ее души. Откуда в ней это? Не от отца, который учил в школе с любовью и любви и который никогда не жаждал богатства. Не от матери, которой никогда и ничего не надо было, кроме того, чтобы все в семье были здоровы и счастливы. Нет, ее тщеславие — порок, которым она обязана лишь себе самой. Так что теперь она красуется на обложках «Элли» и «Аллюр» и продала свое прекрасное тело этому куску дерьма, который протолкнул ее на эти обложки, и мир в своей так называемой «мудрости» завидует ее красоте, ее банковскому счету и «свободе», которую она завоевала.

— Чтобы быть со мной, ты должна быть идиоткой, — ухмыльнулся Джонни, слегка приободренный ее слезами и тем, что она посмела ответить ему, а не просто молча страдала.

— Ты так сильно ненавидишь себя?

Сисси сама не могла понять, откуда у нее взялось мужество задать ему этот вопрос. Из воспоминаний о своей семье, вот откуда!

— Ха! — воскликнул Джонни, пораженный таким бунтом. Его девкам не разрешалось говорить подобные вещи. Когда же они позволяли себе нечто подобное, он их наказывал. А если они не соглашались на наказание, он просто-напросто выгонял их, и на этом их карьера заканчивалась. Это было самое жестокое наказание для рвущихся наверх фотомоделей, которых он выбирал себе в качестве «своих» девушек.

— Я не имел в виду, что быть со мной — это идиотство, потому что я ненавижу себя, дорогая, — прошептал он. — Я хотел сказать, что с твоей стороны идиотство быть со мной, потому что я ненавижу тебя.

Сисси почувствовала, как мурашки побежали у нее по спине, когда она услышала эти слова. Внутри у нее все опустилось. Никогда раньше Джонни не говорил таких слов. Он ненавидит ее? Этот мужчина, который сотни раз, сотни дней использовал ее тело. Она с холодной ясностью увидела себя такой, какая она есть. Она живет и спит с мужчиной, который испытывает к ней отвращение. Взамен он дает ей те вещи, какие она хочет иметь. Она потаскуха — более гнусная, более жалкая проститутка, чем уличные шлюхи, которые торгуют собой при свете фонарей в самых бедных кварталах города. Сисси почувствовала тошноту. Она уйдет. Уйдет отсюда немедленно. Завтра же улетит домой и сменит «блестящую» жизнь девушки, чье лицо смотрит с обложек журналов, на жизнь женщины, которая может с гордостью смотреть на себя в зеркало. Сисси была уверена: это самое правильное, что она может сделать. Но знала она и то, что не в силах это осуществить.

— Сегодня у меня в офисе был Бланкхарт, — сообщил Росетти обычным тоном. — Он начал сомневаться, стоит ли использовать тебя для рекламы джинсов Смайли. Его беспокоит, не слишком ли большая у тебя задница. Но я думаю, что сумею уговорить его взять тебя. Ах да, я не помню, говорил ли я, что новому журналу «Конде Наст» нужна блондинка для обложки? Наверное, можно будет протолкнуть туда тебя, если мне не удастся убедить их взять Гейл…

Он с мерзкой многозначительностью замолчал, помахивая приманкой у нее перед носом. Потом откинулся в кресле и стал посасывать коньяк в ожидании того, как она отреагирует.

Сисси сидела неподвижно. Теперь у нее была более существенная причина для беспокойства, чем стыд. Рекламная кампания Смайли занимала очень важное место в ее планах. Она еще ничего не подписала, но на словах согласилась. Сисси охватила паника. Джонни блефует. Бланкхарт хочет именно ее. И ее задница вовсе не слишком большая. Это лучшая часть ее тела. Но неуверенность уже завладевала Сисси. Может быть, она прибавила в весе во время съемок на Сейшелах? Может быть, она стала меньше работать на тренажере? О Боже, а вдруг задница действительно стала больше? У Сисси возникло желание тут же побежать в туалет и проверить. Дерьмо! И почему перед ней на столике стоит этот алкоголь? Она должна пить только минеральную воду! Сисси хотела сохранить спокойное выражение лица, но знала, что ей это не удается.

— Будет очень жаль, если из-за своей толстой задницы ты упустишь Смайли, — заметил Джонни.

Он улыбался, говоря эти слова. Среднего ранга модели чрезвычайно озабочены своим внешним видом. Только те, кто на самом верху, там, где обитают такие, как Криста и Лайза, — только они обладают уверенностью в себе, которая трансформируется в большие деньги и положение суперзвезды.

— Джонни, я хочу заполучить Смайли. Мне нужен Смайли! — воскликнула Сисси.

В голосе ее звучала тревога. Она наклонилась вперед и попыталась взять его руку, которая несколько минут назад терзала ее бедро. Джонни отмахнулся от нее и торжествующе улыбнулся.

— Ты ведь знаешь, дорогая, как это бывает. У нас с Бланкхартом старые связи с незапамятных времен. Он мне кое-что должен. Я могу использовать это, если захочу, но тогда он уже не будет мне ничего должен. Мне придется пожертвовать своим влиянием на Бланкхарта, чтобы ты смогла запихнуть свой толстый зад в джинсы бедного старого Смайли. Для меня это не такая уж выгодная сделка.

— Джонни, пожалуйста, не надо… Я хочу сказать, что у меня вовсе не большая задница…

Он рассмеялся, наблюдая, как она умоляет его. Работа на Смайли принесет ей триста тысяч долларов, и дело уже сварганено. Но она этого не знает. Ее совершенная задница, засунутая в синюю ткань Смайли, будет произведением искусства, но Сисси мучается от неуверенности, рожденной желанием иметь слишком много. Люди, которым что-то нужно, такие смешные. С ними можно обращаться очень дурно.

— Докажи это.

Сисси сглотнула слюну.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду — докажи мне, что твоя задница не слишком большая.

Сисси в отчаянии осмотрелась вокруг. Зал ресторана был набит битком. Она видела с полдюжины знакомых — пару парней, несколько фотомоделей. Внутри у нее все перевернулось. Сисси охватила паника. Джонни собирается заставить ее что-то сделать. Он хочет наказать ее за то, что она сказала ему дерзость. А если она не согласится, он намерен отнять у нее рекламную кампанию, в которой она так нуждается. Сисси собралась с силами. Что бы он ни потребовал, она сделает это. Она ощутила полное безразличие ко всему, и столь полная капитуляция доставила ей даже некоторое удовлетворение. В этот момент Сисси за себя не отвечала. За нее решал Джонни. Она больше не была свободной. Если бы роботы могли чувствовать, то они чувствовали бы себя именно так.

— Где? — спросила она.

— Здесь, — ответил он. — Сейчас!

— О нет, Джонни! Прошу тебя. Не перед всеми.

— На столе, — твердо сказал он.

Ее глаза вновь наполнились слезами.

— Я не могу…

Голос ее дрожал от предстоящего унижения.

— Проделай это — и ты получишь Смайли.

Она снова сглотнула.

— Как долго?

— Пока я не скажу.

У Сисси было лицо человека, который видит перед собой взвод солдат, готовых расстрелять ее. Сисси поднялась на ноги. Подождала у края стола, вся дрожа. Она не знала, как это делается, но ведь она же модель. Как-нибудь справится. Сисси смотрела на Джонни в надежде, что казнь будет отложена. Но в его глазах поблескивала только злоба — злоба, смешанная с похотью. Он коснулся рукой своей ширинки, и сердце у нее упало, охваченное паникой. Ее унижение возбуждало его. У Сисси пересохло в горле. Глаза расширились. Умоляю, Боже, пусть все это произойдет быстро! Пусть промелькнет, как любой сумасшедший момент безумного вечера в городе, где грех считается признаком изысканности. Она зажмурилась и стала молиться, чтобы обрести силы, потом открыла глаза и взобралась на столик. Она ощущала на себе множество любопытных взглядов. Все ожидали, что она станет танцевать. Поздно ночью, когда все пьяны, красивые девки иногда устраивают такие представления. Но она не танцевала. Она стояла в середине стола, как статуя. Потом, когда Джонни поднял на нее свой взгляд, она заставила себя подчиниться ему. Расстегнула пряжку на поясе. Стала нащупывать «молнию» на брюках.