— Это нелегкий труд? — спросила она.

— В наших молитвах мы должны просить не о легкости.

— Но о мужестве.

— Если это не звучит слишком претенциозно.

— Сколько вы зарабатываете на своих книгах? Сколько вы получаете в качестве аванса, я имела в виду. За большую книгу. Как оплачивается эта чепуха?

Она круто сменила тему, сама не зная почему. Была ли ее резкость формой самозащиты, атакой, к которой она прибегала, когда ей что-то угрожало? В глубине души она задавалась вопросом, не является ли Питер Стайн высшим по сравнению с ней существом, а подобное направление мыслей было неприемлено для Кристы Кенвуд. Поэтому она так резко перевела разговор с темы творчества на тему гонораров, и ее не беспокоило, что такой перепад болезнен. Все в порядке. Возможно, художники и страдают, но тем из них, кто добивается успеха, платят, и платят хорошо. Добывать уголь на глубине в милю под землей труднее, чем бренчать на лире, обретаясь на седьмом небе. Стучать на машинке, просиживая задницу в этом доме с бассейном, и выставлять свой ум на продажу за деньги — что в этом особенного? Такая работа устроила бы большинство человечества, которое борется за выживание. Да, возможно, молитва Стайна о мужестве действительно претенциозна. Может быть, и он сам претенциозен. Криста повернулась вместе с креслом, чтобы глянуть на него, и увидела, что он улыбается ей. Он опередил ее.

И похоже, он испытывал облегчение. Богиня все же совершила ошибку. Неуверенность подняла голову над гладкой поверхностью ее моря.

— Я не беру авансы. Получаю гонорар потом. Мне так больше нравится: снимает часть напряжения.

— Вы шутите.

— Отнюдь нет. Это необычная система, но некоторые ею пользуются, например Апдайк.

Атака, предпринятая Кристой в целях самообороны, захлебнулась. Ею завладели другие чувства. Недоверие. Замешательство. Стайн, конечно, крупный писатель, но она — искушенная в бизнесе дама. Не брать аванс — это лишает бизнес всякого смысла. Это звучало оскорблением естественного хода вещей, как она себе его представляла, как оскорбило бы его невежественное суждение о его творчестве.

— Но послушайте, Питер, ваши книги — бестселлеры. Вы наверняка приносите издателям доходы, во много раз превышающие то, что вы получаете в виде процентов от продажи ваших книг. И вообще вы серьезный писатель. Я хочу сказать, что ваши книги — не какая-нибудь ерунда. Для любого издателя престижно иметь вас своим автором. Другие писатели захотят иметь дело с издательством, которое издает вас. Литературные агенты, обнаружив что-нибудь горяченькое, будут прежде всего думать о вашем издателе. Вы должны знать это.

Питер отмахнулся жестом, который словно сводил на нет ее жизнь и все ее ценности.

— Меня это как-то не интересует, — со смехом сказал он.

— А что говорит ваш агент?

«Если такой некомпетентный делец может что-либо вообще говорить», — подумала Криста.

— У меня нет агента.

Она тряхнула головой. О'кей, вот где его ахиллесова пята. Человек, способный создавать произведения искусства, не может вести дела. В этом нет ничего нового. Когда у тебя мозги витают в облаках, это не слишком удобная позиция, чтобы видеть, что творится в сточных канавах. Какого дьявола… почему сточная канава? Бизнес — не канализация. Это улица, на которой живут реальные люди. Такие, как она. Люди, которые покупают книги фальшивых людей, претенциозных людей, надутых людей. Криста сделала глубокий вдох. Она снова обрела самообладание. Но зачем? Чтобы избежать мысленных ловушек, в которые она позволила себе попасться? Питер почти ничего не говорил. Весь этот разговор вела она сама.

— Вы считаете, что это разумно?

Каким-то образом ей удалось не вложить ехидство в свой вопрос. К концу дня она станет агентом. Больно, когда в тебе не нуждаются, но нельзя же оставаться равнодушной.

— Вероятно, нет, но я так работаю. — Он помолчал, не собираясь облегчать ее задачу. Но он не хотел отстранять ее. — У меня замечательный редактор, который понимает меня и мою работу, насколько это возможно. А «Уорлд» исключительно доброжелательный издатель. Мне не нужен посредник. И мне не нужно больше денег. Это означало бы начать заниматься скучнейшими делами, о которых все знают банкиры и бухгалтеры.

— Слуга, который зарабатывает на таланте, не обязательно блистает вместе со своим хозяином, — заметила Криста.

— У меня нет хозяина… или хозяйки.

Снова она попалась. В его голосе не было больше льда. Он опять получал удовольствие. Он играл с ней и был победителем. Криста почувствовала, как у нее на щеках вспыхнули красные пятна.

— Я лично вижу это следующим образом. В любой финансовой сделке есть тот, кто выигрывает, и тот, кто теряет. Кто-то делает это лучше других. Если вы не получаете высшую ставку гонорара за ваши книги, то ваши издатели становятся богаче, а вы беднее. Вы обязаны перед самим собой заключать самую выгодную сделку. Кого беспокоят деньги? Вы можете отдать их, если вам так хочется. Черт возьми, в конце концов, вы можете вернуть эти деньги издателям. Я просто не могу вынести мысли, что кто-то смеется надо мной и считает себя умнее меня.

— Ах вот чего вы не можете вынести, Криста Кенвуд! Я как раз ждал, когда наконец вы ясно это выскажете.

— А вы разве так не думаете?

— Может быть, это ошибка — представлять, что другие люди в точности такие же, как вы.

— Но они такие же.

Криста сказала это так серьезно, что Питер рассмеялся. Она повернула к нему лицо, выставила подбородок. Питер всегда воображал, что монополизировал рынок по части эгоизма. По всей видимости, это не так. Мир Кристы Кенвуд начинался и кончался ею самой. Все остальные существовали постольку, поскольку отражали ее мысли и мнения. Являлось ли это самоуважением или грехом гордыни? Ответ был ясен: это было самоуважение, а причиной его являлось обаяние. Она просто излучала обаяние. Оно брызгало из ее глаз. Оно струилось с ее губ. Обаяние насыщало воздух вокруг нее — волшебный туман привлекательности, делавший слова ее несущественными, а тело ошеломительно прекрасным. Он дотянулся до ее плеча и прикоснулся к нему.

— Разве не так? — продолжала настаивать Криста, но улыбка уже тронула уголки ее губ.

— Если вы так утверждаете, — отозвался Питер осевшим голосом. Он больше не будет воевать с ней. Он будет любить ее.

Криста взяла его руку в свои и позволила себе улыбнуться еще шире. Они снова были вместе. Эти маленькие войны сближали их и одновременно отталкивали друг от друга. Она знала, что с ними все так и будет происходить. Они были похожими людьми, жившими в разных мирах и занимающимися непохожими делами. Но оба они были сильными и яростными. Оба были задирами, оба легко выходили из себя, но оба они были глубоко порядочны и ничего не стыдились, оба гордились своей честностью и независимостью. Они будут не соглашаться друг с другом. Они не будут страшиться боли. Будут колотить друг друга, пока могут. Но в конце концов они станут равными, и прочной основой их фатального влечения друг к другу будет неизменное взаимное восхищение.

Криста запрокинула голову, чтобы видеть его лицо — как будет смотреть на него всегда, — и в сердце у нее возникла сладкая медленная мелодия, ибо она знала, что они будут сейчас делать, кем они станут.

Криста придвинулась к нему, и Питер обнял ее за талию. Дыхание его стало прерывистым. Она прижалась грудью к его груди, и это прикосновение было прекрасно. Ее губы, как во сне, оказались перед ним. Он жадно прильнул к этим губам, не в силах быть нежным, потому что временно забыл, как надо любить. Она стояла перед ним, пылающая в этом его сокровенном убежище. Он почувствовал, как жажда обладания зародилась во всем его теле. Сейчас он овладеет этой девушкой, которая очаровала его и привела в ярость, заинтриговала его и спасла ему жизнь. Они преодолели настоящие «американские горки» на пути к близости. Теперь пришло время награды, наказания, страстного экстаза сражения двух тел. Он протянул руку к затылку Кристы, чтобы удержать ее за голову, если она попытается отодвинуться от него. Другая его рука лежала у нее на шее, зарывшись в гущу ее волос. Он впился губами в ее губы, приоткрыл рот и просунул язык между ее зубов, откинув ей голову назад, чтобы вдоволь насытиться. Криста не сопротивлялась. Она сражалась за то, чтобы отдаться ему. Ее рот широко раскрылся, их языки переплелись и погрузились в любовную влагу.