– Думаете, вы чего-то можете добиться такими методами? – спросил Ященко.

Крис оторвался от созерцания далекого огненного вихря, перевел воспаленные глаза на пленного. Долго рассматривал его, будто силясь понять, что же такое важное высказал этот тип.

– Да, конечно, – кивнул наконец и голосом совсем другого человека распорядился: – Поехали, Женя. А вы рассказывайте, Антон Григорьевич, рассказывайте…

К концу пятидесятых годов Антону Григорьевичу пришлось на время отойти от интереснейших исследований в области человеческой «физиологии поведения» вообще и поведения в пограничной ситуации в частности и вновь вернуться к электронике и кибернетике. Случилось вот что: почувствовав слабину в руководстве, советская наука стремительно зашагала вперед. Это в чем-то было и неплохо (космос там, морское дно, новые лекарства…), но в перспективе приводило к следующему: примерно через пятнадцать лет появлялась могущественная электронная система управления хозяйством всей страны и параллельно с нею система контроля за каждым гражданином. В результате весь Советский Союз превращался в огромный концерн, чрезвычайно эффективно действующий на внешнем рынке и поддерживающий должную разумную дисциплину в своих цехах и рабочих поселках. В этой стране будущего «Асгарду» – наряду со всяческими изуверскими сектами, свободными художниками, аферистами и тунеядцами – места опять не было…

Здесь интересы «Асгарда» неожиданно так плотно переплелись с интересами номенклатуры, что ему можно было уйти в тень, залечь – и лишь чуть-чуть придерживать и поправлять тех, кто очертя голову рвался в бой (при этом отчаянно труся). Видимо, страх перед беспощадным всеконтролирующим железом пересиливал страх перед живым всемогущим.

Сложная интрига кончилась тем, что всемогущий отправился возделывать огород, новые правители немедленно запретили все исследования, которые не являлись копированием работ американской фирмы ИБМ, – но потребовалось еще два года напряженного труда, разносов, увольнений и даже обвинительных приговоров, чтобы обеспечить благополучие номенклатуры, с одной стороны, и будущее самого «Асгарда» – с другой.

Впереди было пятнадцать лет, гарантированных от потрясений.

Такое бывает, когда очень устаешь и безумно хочешь спать: знакомые места и предметы перестают быть знакомыми, в них появляется тайна. Иногда зловещая. Иногда многозначительная. Но чаще всего – просто вызывающая изумление… Я пришел в себя в своей комнате и не узнал ее. Точнее – я сразу понял, что это моя комната. Но она была абсолютно незнакомой. Но не враждебной, нет. Скорее, от нее исходило веселое возбужденное любопытство: кто это там валяется такой странный и чего от него можно ждать?

Стены были иероглифами, означающими понятие «стены». Потолок тоже был иероглифом. С потолка на меня смотрело чье-то лицо без каких-либо черт. Просто – понятие «лицо».

С потолка.

Я закрыл глаза и снова открыл их. Комната поняла, что я разгадал ее уловку, и быстро преобразилась. Теперь она была почти такой, какой я привык ее воспринимать.

За самым малым исключением: раньше в ней было не больно. А сейчас – больно.

– Тебе больно? – тихо спросила Ираида.

– Нет, – попробовал сказать я, но не получилось.

Мне казалось, что вся боль собралась в старом переломе – в том, что от осколка. Он втягивал ее в себя, проклятую искрящую боль. И когда мне хотелось вздохнуть поглубже, а я не мог, и ребра хрустели слева, а все равно казалось, что боль там, в плече. Чуть пониже сустава.

Вынырнула какая-то низенькая тетечка в белом платочке, незаметно ущипнула меня за здоровое плечо. Я скосил глаза на нее. Она выпрямилась, сверкнула маленькой иголочкой и убежала.

– Врач? – с трудом выговорил я.

– Да-да, – Ираида положила мне ладонь на лоб. – Очень хорошая. Сейчас будет легче, легче…

И я, наверное, уснул. Ничего на свете не было лучше, чем эта ладонь.

– А, это вы, – сказал Крис. – Думал, вы дождетесь утра.

– Утро – это условность, – сказал Панкратов. – Нам нужно встретиться.

– Хорошо. Куда ехать, вы знаете. Через… полтора часа. Идет?

– Да.

– До встречи.

Крис сложил телефон и сунул в карман.

– Продолжайте, Антон Григорьевич. Продолжайте…

…Когда показалось, что времени впереди много, накал работы как-то спал. Антон Григорьевич продолжал работу над компактными приборами, позволяющими контролировать и направлять поведение отдельных людей, толп и народов. Успехи были, но всегда какие-то неполные. Впрочем, он понимал, что психика неисчерпаема, как атом, и что нельзя объять баобаба. Неплохо было уже то, что была отработана и внедрена методика допроса лиц, умерших до полусуток назад, и создан первый образец «бормоталы» – прибора для постгипнотического внушения. Тогда он еще был в двух вариантах: стационарный, занимающий два шкафа в комнате, и переносной, то есть снабженный шестью удобными ручками…

Когда в шестьдесят шестом его и еще нескольких членов «Асгарда» отправили в длительную экспедицию – вначале в Африку, а потом в Индокитай, – он поначалу был недоволен, считал, что это пустая трата времени и сил, но потом увлекся; грубые, примитивные и при этом очень действенные методики колдунов и шаманов восхитили его. Он сам ощущал себя колдуном и шаманом.

Многое удалось Антону Григорьевичу позаимствовать и для фармакологической практики.

В шестьдесят седьмом он присутствовал в Дагомее на принесении французского летчика в жертву духам одного из местных племен. То, что духов звали Марракс и Ллени, его не смутило. Зато очень понравились танцы и общая раскованная обстановка…

Пять лет спустя он был введен в Высший Совет «Асгарда». И приобщился Тайны.

Как оказалось, «Асгард» не был тайным обществом, орденом или чем-то подобным. «Асгард» был Асгардом. Без кавычек.

Конечно, не всем, не целым – а лишь частью, втиснутой в наш мир. Дверью, тамбуром…

По ту сторону двери шла война. Страшная затяжная война. Требующая все новых и новых ресурсов. Материальных и людских.

Было время, когда удавалось мобилизовать десятки тысяч человек в год: исчезали в туннелях эшелоны с зэками и переселенцами, которым никто не вел учета, или в какое-то прекрасное утро вновь прибывшие находили абсолютно пустой лагерь: ни контингента, ни охраны, ни даже собак… Но такие масштабные операции удавались лишь при сложном стечении обстоятельств. Как правило, вербовщики обходились партиями в десять-двадцать человек.

Это была, так сказать, рекрутчина. Вал.

Ценных специалистов работали штучно.

Для постоянного снабжения Асгарда горючим, техникой и всяческими запчастями требовалось создавать и поддерживать в стране хорошо организованный бардак. Впрочем, этим занимались другие – Антон Григорьевич лишь обеспечивал их необходимой машинерией и методиками.

Сам же он, имея в виду изменившуюся в обществе ситуацию, задумался о том, как обеспечить постоянный приток в Асгард свежей крови. Лучшим решением показалось ему: создать новую религиозную секту, члены которой навсегда исчезали бы для мира – вначале в переносном, а затем и в прямом смысле слова.

Так и начала свое существование «Шуйца Мороха»…

Рассвет Марков и Терешков встретили уже за Волховом. Не спалось. Водка так и качалась в бутылке, опорожненной едва на треть. За окном плыл лес, по пояс залитый туманом.

– Да, – сказал Марков, подпрыгивая на мягкой полке и теребя простыню. – Так бы вот всегда ездить…

– Ну! – развел руками Терешков. – А вот летать мне по-здешнему не показалось. Трамвай…

– Зато какие девочки, – возразил Марков. – На «Сопвиче» куда бы ты девочку дел?

– А толку? – сказал Терешков. – Видимость одна. Реальность, неданная нам в ощущениях.

– А Питер красивый, – сказал Марков.