– Итак, мой друг барон решил убрать конкурентов?

– Может быть. Другая возможная причина – это то, что рах по природе своей антагоничен ксериону. Как для него непереносима эта субстанция, так и сам он непереносим для процессов, в которых участвует ксерион. Скажем, его дыхание останавливает рождение золота. Естественно, при раскрытии мировых раковин…

– Чего же он хочет в итоге?

– Это было как раз в той части, которую вы попросили отпустить: Мы не знаем.

Мы не способны понять логику рахов. Равно как и вы. Именно поэтому у нас и возникли в свое время осложнения с ними.

– Ясно: Ну, а первый вопрос?

– Все зависит от того, что вы хотите получить. Перехватить управление?

– Нет. Вернуть этих бедняг в люди.

– Безумно сложная и рискованная миссия. Необходимый инкантаментум есть в рукописи Сюань-Цзана, а вся процедура изложена в книге «Джаханнам»: нужно взять последние абзацы каждой главы и расположить в обратной последовательности: Оба источника вам доступны.

– Да, я помню. Хорошо. Спасибо вам: месье Фламель.

– А как же наша основная тема?

– Мне следует подумать.

– Хорошо. Я буду ждать вас здесь же.

Советские дети приучены мечтать о полярных путешествиях, потому что знают наперед: Африка им заказана. Не ходите, дети, в Африку гулять, – слышат они еще в колыбели. Лучший детский роман, созданный при большевиках (а возможно, и вообще лучший), «Два капитана», вдохновлен опять же экспедициями Седова и Брусилова: Мое краткое знакомство с ледяной периферией Империи надолго отвратило меня от гиперборейской романтики вообще и от всяческих «кухлянок», «малиц» и «парок» в частности. Хотя только оленья доха выручала меня во время зимовки в Петербурге девятнадцатого года – особенно после того, как стараньями некоей дамы в черном кожаном меня лишили матросского пайка…

Впрочем, забудем о ней.

Хотя лето здесь было в самом разгаре, оно оставалось полярным летом. Холод, сопли, слезящиеся глаза: Единственное его достоинство с точке зрения людей военнных – это незаходящее солнце. Эскадра шла в виду берега, не опасаясь айсбергов. Самолеты держались в воздухе круглосуточно.

– Итак, о нас уже знают, – сказал Ян, снимая наушники. – И, судя по мощности сигнала, приемная станция где-то совсем неподалеку.

– Очень хорошо, майор, – М. осторожно пристроил недокуренную сигарету на край базальтовой пепельницы и посмотрел на нас. – Значит, все произойдет очень скоро. Признаться, у меня чешутся руки. И, прошу не принять за попытку обидеть вас, Ник – я испытываю тревогу в связи с последними инструкциями вашего адмирала…

– Нашего адмирала. Нашего, М.

– Совершенно верно: вашего. Ожидание внезапного удара наци по кораблям, похоже, вконец измотало ему нервы. Достаточно посмотреть, как он держит вилку: Боюсь, что при малейшей попытке сопротивления он ударит всей мощью, и тогда нам придется уподобится мэтру Кювье, восстанавливая образ мыслей здешних инженеров по осколку пяточной кости, да еще неизвестно чьей.

– У нас и у адмирала разные задачи, – сказал я. – Мы не отвечаем за корабли и команду. Американские корабли не должны гибнуть в мирное время. Конгресс этого не поймет.

– Именно об этом я и говорю, – М. опять взял погасшую сигарету в руки и стал рассматривать ее, как экзотическую бабочку. – Именно эту мысль я и хочу внедрить в вашу голову, дорогой Бонд.

– Я не возражаю, – сказал я. – Думаю, что превентивный поиск может дать результаты. Да, конечно. У вас есть соображения, где именно находится искомый объект?

– Разумеется. Вот, пожалуйста: – он открыл папку. – Американцы убеждены, что фотографию изобрел мистер Кодак, но мало кто из них знает, что может сделать из простой аэрофотографии умелый лаборант.

В папке были чисто белые листы с черными пунктирными линиями. Я долго всматривался в них, пока не понял, что это – силуэты трех самолетов, стоящих крыло к крылу.

– Всего лишь сверхконтрастная печать, – сказал М.

– И где это?

– Здесь, – на испещренной поправками карте стоял крестик. – Двести двадцать морских миль.

– Адмирал знает?

– Еще нет. Я намерен сообщись ему post factum.

– Понятно: – я посмотрел на Флеминга. – Ян, мне нужно будет каждую секунду знать, о чем переговариваются наци. Вы сумеете это обеспечить?

– На поверхности земли – да.

– Тогда, как я понимаю, вы идете со мной?

– Разумеется, – сказал Флеминг.

– А вот тот самый Блазковиц, сэр! – сержант Грейнджерфорд стоял с таким видом, словно он лично зачал великого героя и вскормил его кровью своего сердца. – Тот самый , сэр!

Филя смотрел уверенно и твердо. Челюсть у него за годы испытаний стала совсем квадратная.

– Вот как? – я сделал вид, что удивляюсь. – Я слышал, что вы в звании капитана, мистер Блазковиц.

– Никак нет, сэр, – ответствовал он с чудовищным всемирным акцентом.-

Антисемиты в штабе, сэр.

– Я отыскал его в грязном майамском кабаке в компании бичкомеров, черномазых портовых шлюх и приблудных гаитян. Вы не представляете себе, сэр, как быстро Америка забывает своих героев!

– Ну, почему же, – сказал я, глядя на Филю. – Очень даже представляю…

Так вот, оказывается, кто поверг в прах хитроумную и опасную затею барона…

– Отлично, – я перевел взгляд на сержанта. – Разумеется, вы, сержант, разумеется, рядовой Блазковиц – и еще трое по вашему усмотрению. Операция обещает быть весьма сложной. Через три часа жду вас на борту «Гранта».

«Генерал Грант» был одним из уцелевших эсминцев времен первой мировой. В тридцатых годах котлы ему заменили с угольных на нефтяные, сняли часть вооружения, и он стал посыльным судном с очень хорошей скоростью и мореходностью. Бирд присмотрел его для своей экспедиции еще перед войной, но тут началась вся эта катавасия, и об экспедиции пришлось забыть надолго. «Грант» был приписан к береговой обороне. Ему удалось таранным ударом своего стального кованого форштевня потопить немецкую лодку U-256. За этот форштевень все очень любили «Гранта». Плавучие льдины были не страшны ему даже на полном сорокаузловом ходу.

М. оставался на борту. В его годы бегать по торосам было не с ноги.

– Майор Бонд, – обратился он к мне, когда вся моя группа уже спустилась в бот. -

Я желаю вам удачи. Но не переусердствуйте там. Пусть усердствует адмирал.

– Разумеется, сэр.

– И еще вот. Последняя разработка наших ученых: – он протянул мне янтарный шарик размером с райское яблочко. – Подземный компас. Видите иглу внутри?

Белый конец ее всегда смотрит на север, черный – на юг. Не на магнитные полюса, заметьте – на географические.

– Спасибо, сэр, – улыбнулся я.

Наших ученых: Это устройство было известно еще строителям Города Мертвых в Египте.

Что ж, лишнее доказательство сотрудничества М. с Союзом Девяти.

– И еще вот это, – на правое запястье он нацепил мне плоский кристалл на стальном браслете. – Есть подозрение, что противник ведет опыты с радиоактивными веществами. В присутствии жесткого излучения кристалл начинает светиться. Будьте осторожны.

– Тоже последняя разработка ваших ученых? – не удержался я от шпильки.

– Разумеется, – с достоинством кивнул М. – И это гораздо чувствительнее и надежнее штатных счетчиков Гейгера – я уже не говорю об электроскопах.

Последним в бот сбросили Трумэна-младшего. Филя похлопал его по заднице и запнул под банку, где его принялись сосредоточенно и молча обнюхивать эскимосские лайки, взятые нами на берег для вящей убедительности. Зафыркал мотор, черный ободранный борт «Гранта» стал медленно удаляться. Берег: коричневая полоска вдоль воды, зеленые склоны холмов и белая стена, нависающая над эфемерным здешним летом, – лежал милях в трех.

От воды тянуло вечным холодом.

– Разрешите вопрос, майор? – подвинулся ко мне Филя.