Мы оставили воду капать из крана в бадейку, потому что рыбам это, скорее всего, нравится.

- Ну а к маме ты уж отправляйся один, - сказал Франта и вышел из сарая.

К нам, на девятый этаж, я поплелся пешком. Позвонил. Мама прямо в дверях спросила:

- Наконец-то идешь, а где рыба?

Мне даже не пришлось и врать:

- Рыбу я оставил внизу, в сарае, чтобы она не загадила нам всю ванну.

Но мама на это только головой покачала:

- А что, если ее кто-нибудь возьмет?

- Нет, никто не возьмет, - уверенно сказал я.

- Сходим все-таки за ней, - решила мама.

Она долго искала фонарик, а потом мы спустились вниз и пошли в сарай. В сарае я забрался в самый темный угол. Мама зажгла фонарик, в бадейке блеснул свет, мама обернулась ко мне и спросила:

- И это ты купил за тридцать крон?

Я промолчал.

В это время в бадейке метнулась рыба, да так, что вода залила все лежащие на полу опилки. Это был карп, да такой огромный, что и представить себе трудно.

- Сколько же в этом году стоит килограмм рыбы? - спрашивала мама. И все время при этом качала головой. А я заметил, как мимо хвоста карпа проплыла маленькая плоская рыбешка.

Мама повернулась ко мне и сказала:

- Ты что, был у Ружека? Почему тут пахнет его трубкой?

Мама позвала меня и спросила:

- Какой бы ты хотел получить подарок на рождество?

Я ответил:

- Не знаю.

- А ты подумай, - сказала мама.

Я вышел на улицу и попробовал раскатать ледяную дорожку на площадке за домом. У меня из этого ничего не вышло, потому что навалило слишком много снега. И я стал думать.

Обычно, во всякое другое время, я могу сразу же назвать не меньше трех вещей, какие мне хотелось бы получить в подарок. А перед рождеством я никогда не могу ничего придумать.

Я сидел на железных перилах лестницы за домом и совсем замерз. Все время я пытался представить себе елку и то, что должно под ней лежать.

Мимо шел Франта. Руки - глубоко в карманах, голова опущена. Внизу на брюках висят сосульки. Похоже было, что он уже давно так ходит. Я позвал его. Франта быстро обернулся.

- Слушай, не знаешь, какой бы подарок мне пожелать на елку? Никак ничего не могу придумать.

Я сразу же посоветовал ему десяток вещей. Правда, ни одну из них я не хотел для себя. Но и Франта, оказывается, ничего такого не хотел.

Теперь мы сидели с ним рядом на перилах и думали.

Мысли у меня всегда летят быстро, но вот перед рождеством голова вообще почему-то не работает. Сижу и мучаюсь.

Франта - драчун и думает, что каждую хорошую идею надо брать с боя. Поэтому он каждую минуту ударяет кулаком по перилам. Но и ему в голову ничего не приходит.

Наконец я решил:

- Надо от этого отвлечься и отдохнуть. Пойдем покатаемся на санках.

И мы побежали домой за санками. Внизу у лифта мы встретили пани Краслову с ее дочкой Марцелкой. Это совсем маленькая девочка. За ней нужно все время присматривать, потому что если что-нибудь случится, то виновата всегда будет не она, а тот, кто рядом.

- Куда собрались, мальчики? - спросила пани Краслова.

- Да на санках покататься, - сказал я еле слышно, чтобы не услышала Марцелка.

- Я тоже хочу, - тут же отозвалась Марцелка.

- Да нет, мы боимся, а вдруг с ней что-нибудь случится, - признался я, а Франта меня поддержал.

- Я думаю, вы уже достаточно взрослые, не так ли? - возразила пани Краслова.

Итак, Франта с Марцелкой ждали внизу, а я пошел наверх за санками.

- Куда ты, Петр? - спросила меня мама.

- Покататься с Марцелкой на санках.

Раза четыре, не меньше, мама мне напомнила, чтобы я с Марцелкой не ходил на крутой склон горы, потом она приказала, чтобы Марцелка сидела всегда только между мной и Франтой, и несколько раз попросила, чтоб я хорошенько смотрел на дорогу. У меня на все был один ответ:

- Ну ладно, ладно. Понимаю.

Я схватил санки и бросился бежать, но, прежде чем я оказался за дверью, мама все-таки успела снова меня озадачить:

- Ну что же все-таки подарить тебе на рождество?

Полдороги по направлению к горке мы с Франтой молчали. Марцелка шла между нами. И тоже молчала. Один только раз она взглянула на нас и спросила:

Мальчики, а что вы хотите, чтобы вам положили под елочку?

Франта поддал ногой сугроб. А я сказал:

- Марцелка, помолчи, не то отведу домой.

Нам, значит, предстоит возить ее по той горке, где ползают одни малыши, которых привязывают к санкам, а она еще, в довершение ко всему, будет пытать нас по поводу подарка.

Франта разозлился, и я тоже.

- Я лучше пойду домой, - сказал Франта.

Но Марцелка ухватила его за руку:

- Нет, не пойдешь. Я должна сидеть между вами.

Я пожал плечами, и Франта тоже пожал плечами. Так мы дошли до горки. С одной стороны - спуск отличный. Санки так и летят и, наконец, попадают на узкую тропинку между колючими кустами. О спуске с другой стороны нечего и говорить - это только для малышей и трусов. Однажды я нарочно хотел там перевернуться, да ничего из этого не вышло.

- Значит, на пологий, - вздохнул Франта и первым сел на санки.

Марцелка села за Франтой, а я за ней. Раз семь нам пришлось оттолкнуться. Но даже когда мы тронулись и поехали - все равно хоть плачь. Кругом малыши, привязанные к санкам, саночки с барьером, чтоб они не вывалились, а уж орут-то, будто летят на самолете. Перед нами бежала собака, вернее, почти шла шагом и все-таки все время оказывалась впереди. Нам с Франтой было так стыдно за такую скорость, что мы даже вспотели.

А Марцелка ликовала.

В утешение себе я время от времени бубнил:

- Все правильно. Все, как велела мама. Я внимательно слежу за Марцелкой. Марцелка сидит между мной и Франтой. И я внимательно смотрю, куда мы едем.

Когда мы спускались с горки в четвертый раз, Франта взмолился:

- Петр, я больше не могу. Я хочу прокатиться по-настоящему.

Я показал ему на Марцелку.

- А пусть она подождет нас внизу, - решил Франта.

- И я больше не могу, - сказал я чуть попозже. - Подожди нас внизу, Марцелка.

Мы обошли горку, и я поставил Марцелку в безопасное место за густым кустарником. А чтобы ей не было скучно, мы слепили для нее маленького снеговичка.

- Мы тут, совсем рядышком, - отпрашивался я у Марцелки.

Мы с Франтой схватили санки и, пробежав тропинкой между кустами, устремились прямехонько на крутой склон.

Вид оттуда был совсем другой. Наезженная дорожка круто устремлялась вниз. И спускались по ней одни только мастера. Мы тут же перестали злиться и забыли и про Марцелку, и про подарки. Я поставил санки на самый край и крикнул:

- ...три, два, один - старт!

И мы полетели. Уже через минуту скорость была такая, что нам пришлось зажмурить глаза.

- Кто затормозит, тот трус! - крикнул Франта.

Мы задрали ноги повыше, и штанины у нас раздулись, как рукава раздуваются на аэродроме. Мы летели по наезженному санному пути, узкому, как нож, и вылетели прямо на тропинку между колючими кустами.

И вдруг Франта заорал:

- Марцелка!

Я глянул через его голову. И увидел ее. На этой самой узенькой дорожке между кустами.

- Поворачивай! - крикнул Франта.

Но и направо и налево был кустарник. Оба мы взяли правее. И оказались в кустах.

Потом мы долго приходили в чувство. Ни один из нас не проронил ни слова. Только Марцелка сказала: «Ой!»

Потому что у Франты не было почти всей правой штанины, а у меня - левой.

Возвращаясь домой, мы увидели, что наши с Франтой мамы стоят на лестнице и разговаривают. Моя мама взглянула на меня и сказала:

- Я думаю, ты теперь догадываешься, что получишь на елку?