В этот момент появилась она. Он скорчил гримасу и посмотрел в другую сторону, услышал цокот ее каблуков по асфальту. Ему стоило бы догадаться, что Дженнифер придет. По какой-то причине она стала доверенным лицом и Лисс Бьерке, и ее матери. Когда он обернулся, она стояла и щурила глаза, будто выражая удивление их костюмами. Роар хорошо знал, что она думает о безвкусии норвежских мужчин. Викен, впрочем, был, скорее, исключением, его выбрали бы самым элегантным инспектором, если бы устроили подобное состязание.
— Обеденный перерыв? — тихо спросила Дженнифер.
— Для нас, но не для вас, — парировал инспектор.
Роар посмотрел на нее, стараясь ничего не выдать своим взглядом. Знай он, что окажется зажатым между Викеном и Дженнифер, нашел бы предлог не явиться на похороны. Накануне она позвонила и намекнула, что может заскочить к нему. Тогда он сказал, что у него ночует Эмили, и что ему вставать с петухами, чтобы отвезти дочку с утра в садик, и что он уже собирается ложиться. Дженнифер сказала, что не заметила у него по соседству никаких петухов, но намек поняла.
Роар уже был несколько раз в церкви в Лёренскуге, в последний раз, когда крестили племянника, пару лет назад. Церковь была построена в двенадцатом веке, простая, покрашенная белой известью, с окнами на юг, стекла в них просеивали свет, расцвечивали его и впускали косыми полосами в помещение, где сейчас было полно людей.
Они втиснулись на последний ряд. Многие стояли у дверей, в притворе, а некоторые даже остались снаружи. Церковь была украшена невероятным количеством живых цветов, — пожалуй, Роар никогда столько цветов не видел на похоронах. Белый гроб был весь усыпан, алтарь и центральный проход тоже.
Он почувствовал, как с одной стороны к бедру прижимается Дженнифер. Она сидела между ним и Викеном. Взгляд инспектора скользил по лицам. Ни на секунду он не считал это дело закрытым. Роар ожидал, что кольцо заставит его поменять отношение, но, когда они обсудили новые данные в пятницу после обеда, на Викена они не произвели впечатления. Он заметил, что у Бергера постоянно были посетители и что телезвезда в последнее время почти постоянно находился под воздействием наркотиков. Что кто-то мог подбросить кольцо Майлин Бергеру в машину, было не только возможно, но в высшей степени вероятно, считал он. И что тот же человек прихватил волоски из квартиры и подложил их на место, где нашли убитую, — вполне допустимая возможность.
— Пожалуй, немного натянутая, — вставил свое слово начальник подразделения Хельгарсон на совещании.
— Натянутая? — прервал его Викен. — Если кто-то хочет отвести от себя подозрение или за что-то отомстить? Бергера не очень-то любили.
Начальник подразделения участвовал во встрече, чтобы оценить, сколько сотрудников он может переместить с дела Майлин на другие срочные задачи. На пресс-конференции перед этим он неосторожно высказался, что у них есть «находки, которые, без сомнения, связывают покойного Бергера с убийством Майлин Бьерке». Это было лишним, никто и так не сомневался, что Бергер как-то замешан в этом преступлении. Для газет же слова Хельгарсона прозвучали однозначно, как указание на то, что дело считается раскрытым. Если позже выяснится, что это не так, никто из выпускающих редакторов не лишится из-за этого сна. Высказывание Хельгарсона давало им достаточно оснований считать, что у них есть материал для самых крупных заголовков о предполагаемом убийце — Бергере. Викена это нимало не заботило, он сможет работать спокойно какое-то время, но в группе он приводил веские аргументы против того, чтобы считать ведущего ток-шоу преступником, за которым они охотились. Правда, аргументы были ровно те же, какие он приводил в пятницу утром, до того как на стол легли новые находки, и, вполне возможно, он просто упрямился, чтобы у него не отнимали людей. Однако Хельгарсон не стал возражать, зато ясно дал понять, что они ограничены во времени.
Роар подался вперед, чтобы изучить людей на первой скамье в церкви. Некоторых он узнавал сзади. Отчим ближе всего к проходу. После звонка Дженнифер, когда он стоял в пробке, Роар связался с Университетом Осло. Никто ничего не знал о проблемах на телефонной линии одиннадцатого декабря.
Рядом с отчимом сидела женщина с полноватой шеей и опущенными плечами. Мать Майлин, догадался Роар. Тут же рыжеватая шевелюра Лисс, потом Вильям Вогт-Нильсен, сидевший неподвижно, с опущенной головой. Он, очевидно, сделал все, что мог, чтобы помочь следствию, не обнаруживая особого рвения. Роару он казался надломленным потерей возлюбленной, и у него было алиби на большую часть искомого времени. Но очевидно, Викен не хотел его отпускать.
Из речи было ясно, что священник знал Майлин очень давно. Он описал ее воплощением доброты, тепла, заботы о других, даже о тех, кто блуждал по самым темным дорогам. «Один из этих блуждающих угрожал ей, — подумал Роар. — Может, даже несколько». Работа следствия с пациентами продвинулась не очень далеко. Правда, научный руководитель Майлин им помог, назвав молодых людей, которые принимали участие в ее исследовании. Один из них умер от передозы, другой был в больнице после аварии. Пятеро остальных связались с полицией после призыва руководителя, и непохоже было, чтобы кто-нибудь из них был связан с убийством. В органах социальной защиты было зарегистрировано очень мало ее пациентов. Ноутбук Майлин, где у нее хранились все записи, так и не всплыл, и никакой резервной копии не обнаружилось. Архивный шкаф, который она делила с коллегами, был со временем вскрыт с разрешения главного врача губернии. Там было несколько набросков диссертации, но никаких журналов. Двое коллег-психологов, кстати, сидели в паре рядов от Роара, у самой стены. Он видел их еще по дороге в церковь, они шли, держась за руки. Турюнн Габриэльсен сначала соврала, подтвердив алиби мужа в тот вечер, одиннадцатого декабря. Когда над Полом Эвербю нависла жалоба о мошенничестве с социальными пособиями, он изменил свои показания, однако проститутку, с которой он провел несколько часов, еще не нашли. Он сообщил им имя, номер и адрес гостиницы и по непонятным причинам еще и возраст. Ей должно быть не меньше семнадцати.
Гроб подняли и понесли вдоль нефа. Впереди шел Вильям вместе с отчимом Майлин. Трое молодых людей, наверняка родственники или близкие друзья, поддерживали ручки сзади. От биологического отца по-прежнему ничего не было слышно, несмотря на серьезные попытки его найти, и Роар напомнил себе спросить Дженнифер, о чем она собиралась рассказать ему в то утро, когда звонила в гараж.
Последнего мужчину, несущего гроб, Роар опознал как научного руководителя, потому что Турмуд Далстрём был одним из известных психиатров, у которого всегда было свое мнение по любому поводу, начиная от разрыва супружеских отношений до катастрофы в Дарфуре. За гробом шла Лисс рядом с матерью, почти на голову выше ее. Она смотрела в пол. Потом остальная процессия. Пожилые люди, дети, взрослые. Роар узнал пару лиц из Лиллестрёма и в самом конце процессии — многообещающего футболиста элитной серии. Он вдруг подумал, что Майлин Бьерке связывала друг с другом очень разных людей, и, хотя он с ней не был знаком, он заметил в церкви, как горестная атмосфера пронзает и его.
На улице солнце пробилось тонкими лучами между облаками. Гроб поставили в катафалк. Несколько сот людей собралось вокруг него в тишине. Ближе всех стоял отчим и обнимал мать Майлин. Лисс в метре от них вместе с Вильямом. Какая-то птичка защебетала на дереве поблизости — синица, решил Роар. Она пела, будто уже наступила весна.
Когда машина тронулась, мать рванулась вперед и побежала за ней. Роар слышал ее выкрики, наверняка имя дочери. Она догнала машину, та остановилась. Она попыталась открыть заднюю дверцу. Отчим и пара других людей быстро ее догнали, он схватил жену за руку, но она вцепилась в ручку. Выкрики перешли в долгий крик без слов. Роар вспомнил Эмили, которая просыпается одна в темноте.
