В последней четверти XIV в. в Новгороде развивалось антифеодальное движение в форме ереси стригольников. Об этой ереси писали и буржуазные исследователи. Ею достаточно занимались и советские ученые. Но, к сожалению, ересь стригольников рассматривается обычно в отрыве от других проявлений классовой борьбы в Новгороде того же времени, а также от политической жизни Новгородской республики в целом, от взаимоотношений Новгорода с великим княжеством Московским и с Литвой.

Сохранились сведения о том, что еще новгородский архиепископ Моисей (умерший в 1362 г.) вел борьбу со стригольниками. В Повести о Моисее говорится, что он «пасыи словесное стадо Христово, подвизався подвигом добрым противу стригольников и благочестие оутвердив»[2061]. В «Слове похвальном» Моисею, сохранившемся в составе того же памятника, читаем: «Радуйся, обличив злокозненных ересь стригольников»[2062].

Можно сделать вывод, что еретические выступления стригольников во времена Моисея сочетались с другими, более активными формами борьбы народных масс против феодального строя. В Повести об архиепископе Моисее содержится рассказ о разбойниках, которые после его смерти решили завладеть имуществом, оставленным им Михайловскому Сковородскому монастырю. Со словами: «идем и разбием на Сковоротки монастырь, тоу бо Моисеи архиепископ имения много остави и тем хотяху калугери совладети, и у них отъемше, и оудоволимся тем имением», разбойники якобы двинулись к монастырю, но тут случилось чудо. Перед разбойниками явился покойный Моисей и стал водить их по болоту, погружая поочередно в тину. Доведя до изнеможения разбойников, архиепископ обратился к ним с грозными словами: «Почто совещашася зле, и како смеете дерзнути и грабити обитель мою? Или не весте силы непобедимаго воеводы господня великого архангела Михаила? Аще не покаетеся, то все зде зле погибнете»[2063]. После этого разбойники раскаялись и пошли прочь от монастыря. Несмотря на всю фантастичность приведенного рассказа, он дает право на некоторые выводы. Под разбоем источники часто подразумевают стихийные коллективные выступления крестьян и городской бедноты против феодалов, как монопольных земельных собственников, сопровождавшиеся присвоением их имущества. Такого рода выступление описывает Повесть о Моисее. Близость «разбойников», о которых говорит Повесть, к стригольникам видна из того, что последние отрицали право духовенства на земельную собственность. Наконец, характерно по своему идейному содержанию выступление Моисея, как представителя православной ортодоксии, защитника незыблемости монастырского землевладения.

Еще более интересен материал летописи, касающийся классовой борьбы в Новгороде в 1359 г., в год ухода Моисея с поста архиепископа и за три года до его смерти. В это время в городе произошло настоящее антифеодальное вооруженное восстание, перекинувшееся и в деревню. Несомненно, что оно было направлено не только против светских феодалов, но и против высшего духовенства (и прежде всего самого Моисея). Несомненна, по-моему, какая-то связь настроений восставших с идеями стригольников.

Прежде всего важно, что повод к восстанию дало то обстоятельство, что Моисей оставил архиепископскую кафедру. Свидетельство летописи о том, что «молиша его много всь Новъград с поклоном» не уходить, весьма тенденциозно и не заслуживает доверия. Вероятнее другое. Заинтересованы в том, чтобы архиепископ остался на своем посту, были феодальные круги Новгорода, опасавшиеся, что смена архиепископов может вызвать ослабление правительства и привести к политическим осложнениям и социальным конфликтам. Что касается Моисея, то он ушел, по-видимому, именно потому, что его фигура была в Новгороде слишком одиозной, его деятельность вызывала много нападок со стороны низшего духовенства и горожан. Он понимал, что лучше своевременно отстраниться от политической деятельности, чем стать жертвой народного восстания.

Весьма показательно сообщение летописи о том, что когда вопрос об уходе Моисея из архиепископов был решен, то новгородские посадники, тысяцкий, игумены, попы «и весь Новъград» решили избрать нового архиепископа из числа трех кандидатов по жребию. Процедура жеребьевки должна была состояться в Софийском соборе. Летописец говорит, что произвести подобный акт было решено для того, чтобы выборы верховного главы Новгородской церкви были делом не человеческого произвола, а божьей воли («и не изволиша себе от человек избрания сътворити, нъ изволиша собе от бога прияти извещение и уповати на милость его, кого бог въсхощеть и святая Софея, того знаменаеть»)[2064]. Если принять во внимание, что как раз стригольники провозгласили право мирян на избрание себе духовных руководителей, то станет ясно, что бросание жребия в Софийском соборе было не просто актом очередной замены пустующей архиепископской кафедры, а в значительной мере — более широким делом укрепления позиций господствующей церкви в обстановке наступления на нее еретиков. Новый архиепископ должен быть избранником божиим, а не лицом, который примет сан по назначению людей, говорит летописец.

Новым главой Новгородской церкви был избран ключник дома святой Софии чернец Алексей. Смена архиепископов послужила поводом к широкому народному движению. Летописец объясняет его с позиций обычной религиозной историософии воздействием дьявола, побудившего «лихих людей» к выступлению против властей. «Той же весны, богу попустившю грех ради наших, а диаволу действующу, и по совету лихых людей, и бысть мятежь силен в Новегороде». Но за шаблонной формулой о дьявольском вмешательстве в дела людей чувствуется живая социальная действительность того времени. Ортодоксальные церковники подвергались критике и нападкам со стороны еретиков. В рассматриваемое время идейная борьба между поборниками православной ортодоксии и теми, кто подрывал идеологические устои господствующей церкви, тесно сомкнулась с открытой социально-политической борьбой черных людей против феодальной аристократии.

Разобраться в расстановке классовых сил в изучаемом движении не так легко из-за лаконичности и неясности летописного рассказа. По-видимому, при общей антифеодальной направленности восстания происходила борьба отдельных боярских партий за власть. Те или иные бояре стремились найти поддержку у различных групп черных людей. И это им удавалось.

Жители Славенского конца добились смещения посадника Адриана Захарьевича и возведения на его должность Сильвестра Леонтьевича. Однако последнего, как говорит летопись, поддерживал не «весь город». Значит, кандидатура нового посадника не была утверждена общеновгородским вечем. Эту кандидатуру приняло вече лишь одного Славенского конца. Но жители последнего отстаивали ее вооруженным путем. Они явились на Ярославов двор «в доспесе», и там произошла «сеча». Жители Софийской стороны были без доспеха и поэтому обратились в бегство. Характерно, что происшедшая «проторожь» (схватка) в действительности не имела характера ссоры между двумя городскими кварталами, в пределах которых жители поддерживали друг друга по принципу соседства. И координация и размежевание отдельных групп городского населения шли прежде всего по линии социальной. Говоря, что «славляне» «розгониша заричан», летописи подчеркивают, что при этом они прежде всего напали на феодалов: «бояр многых побиле и полупиле», «и хламиды с них драли», а одного боярина — Ивана Бориса Лихинина «до смерти убили»[2065]. Таким образом, если соседские связи в столкновении городских «концов» и «сторон» и имели место, то в то же время за этим столкновением скрывалась более серьезная и глубокая классовая основа. При стихийности и неорганизованности городского движения, при отсутствии достаточно развитого политического сознания выступавших горожан, выдвигавших своих кандидатов в посадники из числа лиц, как им представлялось, наиболее к этой роли подходящих, восставшие могли питать иллюзию, что они, как члены одной территориальной единицы, борются за свои интересы с членами другой такой же единицы. Но здравое классовое чутье подсказывало жителям одного конца, кто является их настоящим врагом из числа жителей другого конца. Поэтому летопись и подчеркивает, что сражались «славляне» и «заричане», но в этом сражении главным было то, что черные люди «побиле и полупиле» бояр.