В 1504 г. возник судебный спор у Калязина монастыря с черными крестьянами Степаном и Аксеном Щелковыми. Монастырский старец рассказал на суде о том, как принадлежащие Калягину монастырю крестьяне «посекли» лес на двух пустошах Кашинского уезда (Крутце и Красном), основали там починки, возвели «хоромы». Но затем, по словам истца, в этих починках поселились («ввезлися сильно») вышеупомянутые черные крестьяне. Будучи допрошены судьей, последние нарисовали несколько иную картину, чем та, которая изображена была истцом. По их словам, их «посадил» в этих починках дворский черной Жабенской волости. «А хоромы, господине, поставлены и лес, господине, посечен, а не ведаем, господине, хто те хоромы ставил и лес сек», — говорили ответчики, обращаясь к судье. Далее на суде выяснилось, что обвиняемые черные крестьяне неоднократно обращались к дворскому с просьбой выдать им льготные грамоты на полученные починки, но тот все время откладывал это, ссылаясь на болезнь. «Как ся, дасть бог, омогу, и яз у вас буду и грамоты вам льготные подаю», — говорил дворский. Но затем он умер. А монастырский старец, приехав туда, где были расположены спорные жилые постройки, заявил черным крестьянам: «То починки наши, а ставили те починки крестьяне наши на наших пустошех, да и лес секли». Слышав такой «повет» и не имея «крепости… на те починки никоторые», Степан и Алексей Щелковы были вынуждены отказаться от предоставленных им участков и уйти оттуда («и мы… с тех починков ся и свезли и долой»)[514].

Заканчивая анализ документального материала, касающегося заселения крестьянами пустошей и лесных участков, расчищенных под пашню, следует еще раз подчеркнуть, что этот процесс предполагает разукрупнение больших жилых поселков и индивидуализацию сельскохозяйственного производства. На пустующих землях и лесных зарослях создаются, как правило, однодворные — двухдверные починки и деревни, своего рода хутора, выселившиеся из больших сел (частновладельческих или черносошных). Но возникновение таких хуторов, неизбежное в ходе колонизационного процесса, не означает разрыва их хозяйственной, административной, культурно-бытовой связи с породившими их селами. Напротив, оно означает расширение сферы влияния «старых» сел, как центров хозяйства и управления в пределах частных вотчин или государственного черного землевладения. Несмотря на борьбу (иногда разорительную для экономики) за вновь заселенные земли между разными феодалами, между феодалами и черносошными крестьянами, увеличение общей площади пашенных земель, эксплуатируемых крестьянским трудом, и обрастание отдельных сел все большим количеством деревень и починков по непрерывно увеличивавшимся кругам, иногда смыкавшимся и заходившим друг за друга, знаменовали тот процесс в области земледелия, без которого было немыслимо и нарастание материальных предпосылок для централизации.

В условиях подъема производительных сил в сельском хозяйстве Северо-Восточной Руси XIV–XV вв. наблюдались некоторые новые явления в развитии феодальной собственности на землю. Без рассмотрения этих новых явлений нельзя раскрыть социально-экономических предпосылок образования Русского централизованного государства, ибо это государство было государством феодально-крепостническим, защищавшим интересы господствующего класса земельных собственников.

Подъем производительных сил на Руси в XIV–XV вв., о котором речь шла выше и который выразился в распашке и заселении трудовым русским крестьянством залежных и целинных земель, привел прежде всего к тому, что земля (окультивированная и заселенная) становилась все в большей мере объектом притязаний со стороны феодалов разных групп, предметом борьбы и захватов. Не случайно, что именно ко второй половине XV в. относится целый ряд межевых грамот на земельные владения соседних вотчинников, и очень характерно, что (как видно из этих грамот) при размежевании земель в целом ряде случаев границы смежных вотчин проходили непосредственно между участками пашенной земли.

Феодализм распространялся вширь и вглубь. Увеличивалась роль земли как средства производства, возрастала ее ценность и усиливалась борьба за нее. В условиях раздробленности сильным землевладельцам было удобно увеличивать свои имения за счет более слабых, а тем и другим — укреплять свои экономические позиции на основе крестьянского труда и хозяйства. Но для класса феодалов в целом (при всей противоречивости интересов его отдельных групп) дальнейшее укрепление феодального базиса в достигнутых развитием собственности на землю масштабах было возможно в рамках крепостнического феодального государства.

О повышении в XIV–XV вв. ценности земли в связи с развитием феодальной собственности на нее можно судить и по тому, что земля в это время является объектом купли-продажи и крупные землевладельцы (прежде всего монастыри) затрачивают на нее значительные денежные суммы.

Так, из дошедших до нас купчих грамот из архива Троице-Сергиева монастыря видно, что из 49 земельных покупок, сделанных монастырскими властями (а также некоторыми светскими вотчинниками, земли которых впоследствии попали в монастырь) в конце XIV и в первой половине XV в., одна совершена на 300 рублей, одна — на 90 рублей; четыре — на суммы от 30 до 40 рублей, 7 — на суммы от 20 до 30 рублей, 14 — на суммы от 10 до 20 рублей, 16 — на суммы от одного до 10 рублей каждая; одна — на сумму ниже рубля[515]. Стоимость пяти земельных участков исчисляется на «белы»[516]. Почти в каждой купчей имеется указание на «пополонок», или добавок, к денежной сумме (обычно в виде какого-либо домашнего животного).

По купчим грамотам второй половины XV — начала XVI в. из архива того же монастыря известно 59 актов купли-продажи земли. Из них в одном акте цена земельного участка установлена в 120 рублей, в одном случае цена земли равна 95 рублям, в одном случае — 85 рублям, в двух — за земельные участки уплачено по 80 рублей, в одном — 75 рублей, в одном — 70 рублей, в двух — по 60 рублей, в двух — по 50 рублей, в трех — по 40 рублей, в одном — 30 рублей; 5 сделок совершены на суммы от 20 до 30 рублей, 15 сделок — на суммы от 10 до 20 рублей, 22 — на суммы от одного рубля до 10 рублей, 2 — на суммы менее одного рубля каждая[517].

О довольно значительных затратах на покупку земель, производившихся духовными феодалами, можно судить и по материалам Иосифова-Волоколамского монастыря. В купчих грамотах на земельные участки и селения, приобретенные этим монастырем во второй половине XV в., называются следующие цены: 13 рублей за луг, 25 рублей за сельцо, 30 рублей за село. 40 рублей за деревню, 50 рублей за село, 70 рублей за сельцо, две деревни и селище, 70 рублей за сельцо, 80 рублей за 6 деревень и пустоши, 100 рублей за 6 деревень, 120 рублей за 3 деревни и луга, 230 рублей за село, 14 деревень и 4 пустоши[518]. Во всех случаях я опускаю указание на «пополонок» к денежной сумме (коровами, лошадьми, предметами одежды).

О том, что в XV в. земля играет уже значительную роль в качестве объекта купли-продажи, свидетельствует и установление на нее в это время какой-то шкалы цен, уровень которых менялся в зависимости от качества, местоположения земельных участков и других условий. Поэтому при отчуждении земель иногда производился специальный осмотр в целях определения их продажной цены. Так, согласно условиям купчей грамоты 1474–1496 гг., Ф. И. Пильемов-Сабуров, приобретший у А. Д. Годунова за 60 рублей его вотчину — село Коломенское на реке Москве, должен был вместе с выделенными последним лицами произвести на месте оценку купленной недвижимости («возъехати на ту землю» и «учинити цена тому селу, чего будет то село достойно»). В зависимости от результатов такой оценки или покупатель обязан был сделать доплату к указанной в купчей грамоте денежной сумме, или же, напротив, продавец должен был вернуть покупателю полученный с него (сверх реальной стоимости недвижимости) излишек денег[519].