Разбираемый летописный рассказ не приводит каких-либо новых фактов о восстании в Твери в 1327 г. Но факты, заимствованные из более ранних источников, получают в этом рассказе своеобразное освещение. Красной нитью проходит мысль о том, что гибель Чол-хана и его военного отряда является возмездием за их беззаконные действия. И это возмездие они по заслугам получили от руки великого князя тверского, в то время как великий князь московский, напротив, содействовал «беззаконному желанию» татар снова разорить Русь. Совершенно очевидно, что в рассматриваемом литературном произведении, включенном в предисловие к тверскому летописному своду середины XV в., имеется тенденция, с одной стороны, поднять значение тверских князей как инициаторов борьбы с золотоордынским гнетом, с другой стороны, умалить значение в этом деле князей московских. Подобная тенденция отражала претензию тверской великокняжеской власти на руководящую роль в создании Русского централизованного государства.

В тверском летописном своде середины XV в. получила законченное выражение «княжеская» концепция восстания 1327 г. В противовес народной оценке этого события, как ответа на нарушение Чол-ханом прав горожан, указанная концепция рассматривала его как возмездие, полученное ордынским сатрапом за наступление на христианскую веру и прерогативы княжеской власти.

Подверглась переделкам и песня о Щелкане Дюдентевиче. Ее варианты, записанные А. Гильфердингом, возникли, по-видимому, уже в XVI в. Начальный эпизод песни (раздача царем «Возвяком Таврольевичем» своим приближенным городов) перенесен из Большой орды в Крым («во Тавре было городи…»). Характеристика судебно-административной деятельности «Возвяка Таврольевича» дана применительно к социально-политической действительности XVI в.: «Да он суды рассуживал, да дела приговаривал, да князей, бояр жаловал да селами, поместьями, города с пригородками». Обращаясь к Щелкану Дюдентевичу, хан говорит: «Чем тебя Щелкана, буде жаловать? Села тебе ли же с приселками, ли города тебе с пригородками, ли деревни тебе да со крестьянами?» Царские пожалования поместьями, селами, населенными крестьянами, производились в XVI в. Целью поездки Щелкана в Литовскую землю является не сбор татарской дани (он отправился туда «не для дани да выхода»), а производство «правежа» («ради чортова правежу»). Стало быть, разбираемые песенные варианты появились тогда, когда татаро-монгольское иго на Руси пало, «выход» в Золотую орду уже не уплачивался. «Правеж» — также явление, типичное для XVI–XVII вв.

«Братья Борисовичи» названы князьями: Борисом и Дмитрием («Митрием»). В этом отношении эволюция песни о Щелкане Дюдентевиче совершается в том же направлении, что и летописный рассказ о восстании в Твери 1327 г.: главная роль в тверских событиях этого времени начинает отводиться не горожанам, а княжеской власти.

Конечно, далеко не все детали нарисованной мною картины тверского восстания 1327 г. безусловно достоверны. Это — опыт гипотетической реконструкции на основании не всегда бесспорной интерпретации источников. Но бесспорно, по-моему, одно: освободительное движение против татаро-монгольских захватчиков, поднятое самим народом вопреки указаниям тверского князя, тенденциозно превращено позднейшими летописцами в восстание, организованное якобы этим князем. Завуалирована в ряде летописных сводов и роль московского князя Ивана Калиты, подавившего с ордынской ратью тверское восстание и таким путем избавившегося от политического соперника.

Татарская рать во главе с пятью темниками, приведенная из Золотой орды князем Иваном Даниловичем Калитой, жестоко расправилась с жителями Твери, Кашина и других городов, сел и волостей. Великий князь Александр Михайлович бежал из Твери. Сначала он предполагал найти убежище в Новгороде[1647], куда и отправил своих послов, но, не будучи принят новгородским правительством, направился в Псков. Братья Александра Михайловича — Константин и Василий скрылись в Ладоге. Новгород заняли наместники Ивана Калиты. Рать, присланная на Русь Узбеком для подавления антитатарского движения, не дошла до Новгорода, но новгородцы, желая отвести от себя удар с ее стороны, отправили ордынским темникам 2000 рублей серебра и большое количество даров.

В ряде летописей говорится, что после всех этих событий Иван Данилович Калита в 1328 г. занял великое владимирское княжение[1648]. Только в статьях, находящихся перед Новгородской первой летописью в Комиссионном списке, дается несколько иное освещения взаимоотношений Руси и Орды в рассматриваемое время. Согласно сведениям названного источника, Узбек поделил территорию великого княжения между двумя князьями: Иваном Даниловичем Калитой, который получил Новгород и Кострому, и Александром Васильевичем суздальским, которому были даны Владимир и Поволжье (Нижний Новгород и Городец). Это летописное сообщение вполне достоверно. Актом раздела территории Владимирского великого княжения между русскими князьями ордынское правительство хотело предотвратить возможность сосредоточения в руках кого-либо одного из них значительных денежных средств и военных сил, которые могли бы быть направлены против Орды[1649].

Говоря об ордынской политике на Руси, надо вспомнить и то, что одним из ее методов было физическое уничтожение непокорных или казавшихся непокорными князей. Так, кроме Михаила Ярославича и Дмитрия Михайловича тверских, Юрия Даниловича московского, Александра новосильского, по-видимому, в Орде погиб (в 1327 г.) рязанский князь Иван Ярославич. После посылки в русские земли в 1327 г. карательной экспедиции Орда считала свою власть над Русью восстановленной.

Терроризируя князей, ордынский хан через их посредство пытался удержать в повиновении русский народ. Для этого Орде было очень важно помешать росту политической активности горожан. В статьях Комиссионного списка, предшествующих Новгородской первой летописи, имеется интересное сообщение о том, как суздальский князь Александр Васильевич, получив ярлык на Владимир, вывез оттуда к себе в Суздаль вечевой колокол («…вечный колокол святей богородици возил в Суждаль…»). Это было сделано, очевидно, по приказу ордынского хана, стремившегося к подавлению вечевых порядков в русских городах. Но в Суздале, рассказывает летопись, колокол «не почял звонити». Тогда суздальский князь решил про себя, что он «съгруби святей богородици». Колокол вернули во Владимир, водрузили на старом месте, и вот он снова зазвонил («…и пакы бысть глас богоугоден»)[1650]. В изложенном полулегендарном рассказе заключен большой политический смысл: нельзя заставить замолчать народ, устами которого говорит вечевой колокол. Суздальский князь, исполняя волю Орды, захотел добиться молчания веча, но ничего у него не вышло. Орда и князья, исполняющие ее повеления, бессильны сломить волю народа к сопротивлению своим поработителям.

В то время как Иван Данилович Калита занял великокняжеский стол, тверские князья Константин и Василий Михайловичи вернулись со своими боярами в Тверь. Летописи говорят, что Тверская земля стала постепенно изживать последствия татарского погрома. Бежавшее в свое время от татарской рати городское и сельское население возвращалось и обосновывалось «по своим местом»[1651].

Тверской князь Константин Михайлович не представлял опасности для Ивана Калиты в качестве политического соперника» Женатый на его племяннице, дочери покойного князя Юрия Даниловича, он подчинялся воле Калиты. Но с Александром Михайловичем, обосновавшимся в Пскове, московский князь продолжал борьбу. Новгородская первая и другие летописи говорят, что Калита действовал в данном случае по предписанию Узбека. В 1328 г. он побывал (вместе с Константином Михайловичем и новгородским посланцем) в Орде для утверждения на великокняжеском столе, причем во время этого посещения хан «повеле ему искати» князя Александра Михайловича и передать последнему приказание явиться в ханскую ставку[1652].