Имеются сведения о градостроительстве в Муромо-Рязанской земле. Так, в 1351 г. князь Юрий Ярославич «обнови град, свою отчину Муром», поставил там «двор свой». Муромские бояре, купцы, черные люди также «ставиша дворы своя», и церкви «обновиша и украсиша иконами и книгами»[1197].
Интересный материал содержится в летописях о военно-оборонительных сооружениях в Новгороде Великом, которому принадлежала важная роль в борьбе с немецкой агрессией на северо-западных границах Руси. Под 1302 г. в летописи имеется сообщение о закладке в Новгороде каменных стен («заложиша город камен Новугороду»), Расцвет городского строительства падает на время новгородского архиепископа Василия (вторая четверть XIV в.). В 1331–1334 гг. был обновлен новгородский детинец («город камен»), в 1335 г. заложен каменный острог[1198]. А. Л. Монгайт относит эти летописные известия 30-х годов XIV в. к обнаруженной во время раскопок в Новгороде каменной стене и делает вывод, что при архиепископе Василии была предпринята попытка обнести такой стеной весь новгородский посад. «Естественно, — пишет А. Л. Монгайт, — что такая попытка могла осуществляться только по частям, на отдельных участках, в остальных же частях оставались земляные валы»[1199]. Во второй половине XIV в. на тех участках новгородского острога, где не было каменных стен, земляные валы были усилены: на них стояли деревянные укрепления; у въездов были поставлены башни[1200]. В XV в. новгородские деревянные укрепления были обновлены. Так, в 1424 г. «ставиша в Новегороде город»[1201]. В 1430 г. «пригон был крестияном к Новугороду город ставити, а покручал 4-и 5-го»[1202] (т. е. строительные работы производились силами сельского населения, причем из каждых пяти человек один шел на строительство, а остальные снабжали его припасами).
В псковских летописях данные о возведении каменных стен и башен содержатся под 1309, 1337, 1377, 1380, 1387, 1392–1394, 1396–1397, 1399–1402, 1404, 1412, 1417, 1420, 1421, 1424, 1433, 1434, 1452, 1453 гг. и др.[1203]
Из других новгородских и псковских пригородов каменные укрепления были созданы в Орехове (1323)[1204], Изборске (1330)[1205], Яме (1384)[1206], Порхове (1387)[1207], Старой Ладоге (первое упоминание о «поновлении» каменной стены — под 1446 г.)[1208], Острове (прямых указаний на время создания каменных стен в источниках нет)[1209].
Какие же выводы можно сделать из вышеприведенного материала? То обстоятельство, что усиление работ по укреплению городов в разных частях Руси падает примерно на одно и то же время (вторая половина XIV в.), не случайно. Объясняется это тем, что к данному времени был достигнут определенный уровень ремесленного производства, необходимый для градостроительства в сравнительно широких масштабах. Общий экономический подъем, который наблюдался на Руси со второй половины XIV в., создавал предпосылки для государственного ее объединения (а это объединение происходило в острой борьбе, социальной и политической), а также для активного выступления русского народа в целях свержения татаро-монгольского ига и в целях защиты родины от нападений литовских, немецких и других захватчиков. В этих условиях города приобретали особое значение и как ремесленно-торговые центры, создающие материальные предпосылки для дальнейшего национального и политического развития Руси, и как центры военно-стратегические, обеспечивающие возможность такого развития в обстановке внутренних феодальных войн и внешнеполитического враждебного окружения. При этом в усилении обороноспособности были заинтересованы и феодальные правительства отдельных княжеств и сами горожане.
Для князей и их слуг возрастание военного потенциала городов было важно в плане укрепления последних не только как опорных пунктов в борьбе с внешней опасностью, но и как центров феодального властвования. И, несомненно, в ряде случаев можно отметить усиление городов как базы господства класса феодалов, стремившихся утвердить в городах крепостнические порядки. Но одновременно следует обратить внимание и на другую сторону вопроса: развертывание градостроительства создавало новые предпосылки для развития общественного разделения труда и роста городских посадов. Строительство крепостей стимулировало распространение разных ремесел. Появлялось больше условий для товарного производства и применения наемного труда. При возведении крепостей принудительным трудом сельского населения в порядке выполнения им государственной повинности в городах скоплялась масса народа, нуждавшегося в пропитании. Требовалось усиливать подвоз в города сельскохозяйственных продуктов. Это обстоятельство содействовало росту обмена между городом и деревней, развитию города как центра товарного производства и обращения[1210]. Усиливалась активность горожан, которым в процессе градостроительства принадлежали не только функции исполнителей (таковыми были посадские ремесленники — плотники, каменщики и т. д.). Представители посада часто являлись инициаторами и организаторами строительных работ. Приток в города на строительство крестьянства и его общение с посадскими людьми создавали почву для антифеодальных выступлений. В целом возрастало значение посада в общественной жизни, что не могло не служить предпосылкой преодоления политической раздробленности, ибо городу принадлежала в этом деле большая роль.
§ 5. Княжеские дворцовые слуги и тяглые люди в городах («делюи», «ордынцы», «числяки»)
Феодальный город был не только центром ремесла, которым занимались лично свободные посадские люди, несшие государево тягло, но и средоточием дворцового (княжеского) и вотчинного (монастырей, бояр) хозяйств. Для путей развития города XIV–XV вв. очень показательно, как складывались взаимоотношения между дворцовой княжеской «службой» и посадским тяглом.
По существу это вопрос о роли в городе частной феодальной собственности на землю и крепостнической системы. В этом отношении заслуживает специального рассмотрения вопрос об упоминаемых в духовных и договорных грамотах московских великих и удельных князей «делюях», «ордынцах», «численых людях» («числяках»). Начнем с анализа первого термина.
В литературе нет ясности относительно того, каково его значение. Еще С. М. Соловьев указывал, что под «делюями» «разумеются всякого рода ремесленные и промышленные люди, поселенные на княжеских землях»[1211]. Советский исследователь А. М. Сахаров указывает, что «делюев», «очевидно, следует считать близкими по положению к дворцовым людям, выполнявшим свои «службы» князю»[1212]. В то же время С. Б. Веселовский предполагает (неизвестно на каком основании), что «делюи», так же как «ордынцы» и «числяки», «должны были встречать на границе, принимать, содержать, обслуживать и провожать различных ханских послов, баскаков и т. п.»[1213] Попытаемся проверить на основе анализа источников эти противоречивые утверждения.
«Делюи» впервые упоминаются в договорной грамоте Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем в 1367 г. Говорится о «делюях» в этом документе очень коротко: «А что наши ординци и делюи, л тем знати своя служба, как было при наших отцех»[1214]. Эта лаконичная формула (иногда с некоторыми дополнениями) повторяется и в ряде последующих договорных грамот московских великих князей и князей серпуховско-боровских XIV–XV вв., в духовной грамоте Владимира Андреевича начала XV в., наконец, в докончании Ивана III с князем Андреем Васильевичем углицким 1472 г.[1215] Отсутствуют упоминания о «делюях» в духовных грамотах московских великих князей. Конечно, мы должны ответить на вопрос: почему теме о «делюях» посвящена ограниченная группа договорных княжеских грамот (за одним исключением регулирующих взаимоотношения лишь московских и серпуховско-боровских князей), почему о них прямо не говорят московские великие князья в своих завещаниях?
