Без имени (Времени крепостного права) 1 Блеснувши чудом на шумящем рынке Красивых женщин, — ты взяла умом. Явилась в платье бедном и в косынке, А через год был бархат нипочем! Всё, что судьба рассудит дать порою Отдельно, частью той или другой, Чтобы царить над влюбчивой толпою, — Тебе далось нескудною рукой. Никто, как ты, не пел так сладкозвучно; Твой смех — был смех; ум искрился всегда; Не знала ты, что значит слово: скучно, Ты шла, как в русле светлая вода. Таким, как ты, стоят высоко цены! Тебе бы место статуею в парк, Хоть бы в хитон красавицы Елены, Хоть в медный панцирь Иоанны д'Арк! Когда бы ты нежданно проступила В кругу законных жен и матерей, Как свет небесный, ты бы вдруг затмила Спокойный свет лампадочных огней! Тебя они лишь изредка встречали, Понять тебя, конечно, не могли. Лишь кое-что украдкою слыхали И приговор давно произнесли… * * * Ты в двадцать лет могла бы стать предметом Любовных хроник разной новизны… В день именин — он чтится полусветом — Тобой на пир друзья приглашены. Они все тут, и большинство — богатых; Спустилась ночь, друзья — навеселе. Забавней прочих — парочка женатых: Они сидят с ногами на столе! Красивых женщин ценные наряды Наполовину цели лишены… Веселых песен звучные тирады Давно в движеньях все пояснены… Вот и заря румянит стекла окон! Всё нараспашку, чувства напоказ, Но ни один неловкий, глупый локон, Упавши на пол, не печалит глаз! И ни одна красивая шнуровка Не подавала права говорить: Ведь тут корсет — не тело: лжешь, плутовка! Корсетов всяких можно накупить! * * * Один князек, ее последний нумер, Хозяин пира, шутки вызывал: «Гм, милый князь! Ведь ты с обеда умер! Зарок быть умным старой тетке дал!» Но ни условья с теткой, ни зарока На самом деле не было совсем. А щеки бледны и тревожно око: Он ждет чего-то, сумрачен и нем! Ему обидно так и так ужасно ясно: Любовь идет наперекор уму… Он с ней живет, он с нею ежечасно… Чего, чего недостает ему?.. Тому давно, в деревне позабытой, Он с ней, дитёй, в дому отца играл. Еще тогда, как в почке чуть открытой, Прилив любви неясно подступал… Барчук поил ее, девчонку, чаем, Он был защитником и отводил толчки; А ей казался он недосягаем: Такими в сказках кажутся царьки. Прошли года! Пути определились! Совсем случайно странная судьба Свела обоих… Встретились… слюбились… Князек-барчук и бывшая раба! И пир идет С хозяйкою в сторонке Старейший гость уселся, развались… «Пусть их шумят и приступают к жженке! Скажи, хозяйка, прочна ль ваша связь? Что платит он тебе? Я выдам вдвое!» «Нет, не хочу…» — «Ну, вот пакет, смотри: Тут сорок тысяч… Море разливное!.. Срок-пять минут! Подумай и бери…» И пять минут прошла… Слегка шатаясь, Гость подошел к хозяину тогда: «Я проиграл! Возьми пакет… Квитаюсь… Вот дело в чем! Вот чудо, господа!..» Гость рассказал Все громко завопили… Пари большое! Дерзко и смешно! «Какие деньги!.. И они тут были… Не взять таких — совсем, совсем смешно…» А он был счастлив и, не замечая, Какие шли сужденья о пари, Ласкал ее, безмолвно обнимая, Сияя в свете пламенной зари! 2 А ну-ка! Киньте камнем, кто посмеет?! Не спросит вас летучее зерно, Где пасть ему и как оно созреет? И, наконец, созреет ли оно?! Прошли три года. Далеко, не близко, В чужой стране и на чужих людях Они спокойно жили, но без риска Воспоминаний о прошедших днях. «Когда же свадьба?» — спросит он, бывало, Она в ответ твердила всё одно: «Я вся твоя! Мой милый! Или мало? Но свадьбе нашей быть не суждено. Я так люблю, к тебе благоговею; Что, если б мне пришлось к жене твоей Пойти в прислужницы, — о, я была бы ею И стерегла бы сон твоих ночей! Но свадьбы не хочу! Я в этом, видишь, Совсем крепка остатком сил своих… Прикажешь, разве?! Нет, ты не обидишь… Я помню стыд прошедших дней моих…» * * * И он любил любовью молчаливой; Упреки скучные и даже злость порой В ее любви глубоко терпеливой Погасли все, как искры под водой. День ото дня сердца полней сживались; Разладам мелким не было причин; Они ничем, ничем не обязались, Исчезли в них раба и господин. В нем для нее, бесспорно, воплотился Царек из сказки, тот, что иногда Ей окруженный пестрой дворней снился, Богатый — и не любящий труда! В ней для него как будто воскресала, Как бы в чаду заговоренных трав, И, возвращаясь, ярко проступала Былая сладость безграничных прав… И возвращалась с тою красотою, Так просто, ясно, в очерке таком, — Что обвевала детством и весною: Он оживал в воскреснувшем былом. Кружок друзей был мал. Но суть не в этом: Он состоял из родственных людей, Он состоял из оглашенных светом Во имя тех или других идей. С чужими трудно было обращенье, Не то что страх, но и не то, что стыд, — А робость всякого большого уклоненья, Пока оно не смеет стать на вид! Таких кружков живет теперь немало: Их жизни проще, выгодней, складней… Они растут в болезни идеала Законных браков наших скучных дней… |
