Старый божок Освещаясь гаснущей зарей, Проступая в пламени зарницы, На холме темнеет под сосной Остов каменный языческой божницы. Сам божок валяется при ней; Он без ног, а все ему живется! Старый баловень неведомых людей Лег в траву и из травы смеется. И к нему, в забытый уголок, Ходят женщины на нежные свиданья… Там языческий покинутый божок Совершает тайные венчанья… Всем обычаям наперекор чудит, Ограничений не ведая в свободе, Бог свалившийся тем силен, что забыт, Тем, что служит матушке-природе… «О, не брани за то, что я бесцельно жил…» О, не брани за то, что я бесцельно жил, Ошибки юности не все за мною числи, За то, что сердцем я мешать уму любил, А сердцу жить мешал суровой правдой мысли. За то, что сам я, сам нередко разрушал Те очаги любви, что в холод согревали, Что сфинксов правды я, безумец, вопрошал, Считал ответами, когда они молчали. За то, что я блуждал по храмам всех богов И сам осмеивал былые поклоненья, Что; думав облегчить тяжелый гнет оков, Я часто новые приковывал к ним звенья. О, не брани за то, что поздно сознаю Всю правду лживости былых очарований И что на склоне дней спокойный я стою На тихом кладбище надежд и начинаний. И всё-таки я прав, тысячекратно прав! Природа — за меня, она — мое прощенье; Я лгал, как лжет она, и жизнь и смерть признав, Бессильна примирить любовь и озлобленье. Да, я глубоко прав, — так, как права волна, И камень и себя о камень разрушая: Все — подневольные, все — в грезах полусна, Судеб неведомых веленья совершая. На чужбине Ночь, блеска полная… Заснувшие пруды В листах кувшинчиков и в зелени осоки Лежат, как зеркала, безмолвствуя цветут И пахнут сыростью, и кажутся глубоки. И тот же ярких звезд рисунок в небесах, Что мне на родине являлся в дни былые; Уснули табуны на скошенных лугах, И блещут здесь и там огни сторожевые. Ударил где-то час. Полночный этот бой, Протяжный, медленный, — он, как двойник, походит На тот знакомый мне приветный бой часов, Что с церкви и теперь в деревню нашу сходит. Привет вам, милые картины прежних лет! Добро пожаловать! Вас жизнь не изменила; Вы те же и теперь, что и на утре дней, Когда мне родина вас в душу заронила И будто думала: когда-нибудь в свой срок Тебя, мой сын, судьба надолго в даль потянет, Тогда они тебя любовно посетят, И рад ты будешь им, как скорбный час настанет Да, родина моя! Ты мне не солгала! О, отчего всегда так в жизни правды много, Когда сама судьба является вершить, А воля личная — становится убога! Привет вам, милые картины прежних лет! Как много, много в вас великого значенья! Во всем — печаль, разлад, насилье и тоска, И только в вас одних — покой и единенье… Покоя ищет мысль, покоя жаждет грудь, Вселенная сама найти покой готова! Но где же есть покой? Там, где закончен путь: В законченном былом и в памяти былого. «Вдоль бесконечного луга…» Вдоль бесконечного луга — Два-три роскошных цветка; Выросли выше всех братьев, Смотрят на луг свысока. Солнце палит их сильнее, Ветер упорнее гнет, Падать придется им глубже, Если коса подсечет… В сердце людском чувств немало… Два или три между них Издавна крепко внедрились, Стали ветвистей других! Легче всего их обидеть, Их не задеть — мудрено! Если их вздумают вырвать — Вырвут и жизнь заодно… «Мне грезились сны золотые…» Мне грезились сны золотые! Проснулся — и жизнь увидал… И мрачным мне мир показался, Как будто он траурным стал. Мне виделся сон нехороший! Проснулся… на мир поглядел: Задумчив и в траур окутан, Мир больше, чем прежде, темнел. И думалось мне: отчего бы — В нас, в людях, рассудок силен — На сны не взглянуть, как на правду, На жизнь не взглянуть, как на сон! Искусственная развалина Вздумал шутник, — шутников не исправить, — Вздумал развалину строить и древность поставить! Глупо, должно быть, развалина прежде глядела.. К счастью, что время вмешалось по-своему в дело Что было можно — обрушило и обломало; Тут оно арку снесло, там камней натаскало; Тут не по правилам косо направило фриз; Лишним карниз показался — снесло и карниз! Дождик, шумливый работник, ему помогая, Стукал, долбил, потихоньку углы закругляя; Вихорь-свистун налетал, ветерочки юлили, Камни сверлили, чтоб камни податливей были, Зори, румяные сестры, покровы им ткали, Светом и тенью кроили, плющом ушивали! Розовых пуговок вкруг расплодила восковка; Терний пролез, растолкал, проворчав: «Так мне ловко!» Ива сказала: «Я ветви к земле опущу, Ну, докажите, кто может, что я не грущу!?» Совушка-вдовушка в трещине гнездышко свила: «Я ли покойничка мужа в ночи не любила? Мальчики камнем подшибли его на заборе, Тело его в огороде висит на позоре; Я ли по муже очей своих не проглядела, Я пучеглазою стала, когда овдовела». Стала в развалине совушка вещей душою, С вечера плачется, а замолкает с зарею!.. Ну и красивой же вышла развалина, право!.. Вот и строитель в углу притаился лукаво — Статуя в землю ушла! Из-под плотной листвы Бронзовый очерк заметен плеч, ног, головы; Только лица не видать, будто бедному стыдно! Но человеческий облик из зелени видно… |
