«Сегодня день, когда идут толпами…» Сегодня день, когда идут толпами На гробы близких возлагать венки… О, не скупись последними цветами! Не пожалей движения руки! На грудь мою клади венок твой смело! Вторично ей в любви не умирать… Как я любил… как страсть во мне горела Из-под венка, поверь мне, не узнать. «И мнилось мне, как прежде, вновь…» И мнилось мне, как прежде, вновь В годах прошедших я вращался… Мечтал, грустил, узнал любовь… И обожал и сомневался… Да! ты одна смелее всех В тайник сознанья проникала! Меня с ума сводил твой смех… Я обмирал — чуть обнимала… Прошло! Дебрь старости сильна! В ней нет, не может быть прогалин! И я, как Марий средь развалин, Сижу и ожидаю сна! «Ярко вспыхивают розы…» Ярко вспыхивают розы, Раскрываясь по кустам, И горят в лучах полудня, Пламенея тут и там. Отцветут они, погаснут Быстро, вслед одна другой, Осыпая лепестками Куст колючий, но родной… Я ревнив, моя голубка! Верь, не быть тебе ничьей: На груди моей цвела ты И осыплешься на ней! «Топчутся волны на месте…» Топчутся волны на месте; С ветром играет река; Ветер проносится с моря, Станет река глубока! Быстро река обмелела, Ветер идет верховой… Люди реке подражают… То же со мной и с тобой! «Я ясно сознаю, что часто надо мной…» Я ясно сознаю, что часто надо мной — Над помышленьями, никак не над душой, — Проходит облако; вдруг думы оттенит И придает всему нежданно новый вид! Сквозь что-то будто бы идет тревожный свет… И краски новые бегут, которых нет. И ты, красавица! мне мнилось, будто вдруг, Знак святости твоей, дискообразный круг Над головой твоей, кто б думать это мог, Преобразился вдруг в вакхический венок! «Не Иудифь и не Далила…» Не Иудифь и не Далила Мой идеал! Ты мне милей Той белой грудью, что вскормила Твоих двух маленьких детей! Девичья грудь — она надменна, Горда! ее заносчив взгляд! Твоя — скромна и сокровенна И мне милее во сто крат! Она мной чуется так ярко, Сквозь ткань одежд твоих светла… Предупредил меня Петрарка: Лаура девой не была. Дикий цветок
Дикий цветок, ты меня полюбила И в беззастенчивой страсти твоей Светом горячей любви окаймила Скорбные пустоши старческих дней! Дикий цветок, я тогда не заметил, Как эта страсть родилась, как цвела; Видно, слепым был, не в пору ответил — Вижу теперь, как она убыла… Ты говоришь мне: «О, как я любила! Как я любила… нет, ты бы не мог…» Правда твоя! ты мне очи открыла… Не осыпайся, мой дикий цветок! «Люблю я в комнате сиянье хрусталей…» Люблю я в комнате сиянье хрусталей. Вдруг, нежданно блеснут то в том углу, то в этом. Сверкают, яркие, из сумрачных теней Зеленым, пурпурным иль темно-синим цветом. И тут же гаснут все; но вот опять блестят, Чуть с места я сойду; и снова погасают… Не так ли и в тебе на мой тревожный взгляд Они нежданные повсюду возникают? О! пожалей меня! Где стать, ты мне скажи, Чтоб все они в тебе, все сразу засияли… Чтоб не смеялись вслед… не прибегали к лжи И были скромными… а, главное, молчали! Поэмы Элоа (Апокрифическое предание) ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Элоа Сатана Молох Умерший священник Монахи Хоры Тени 1 Дикая местность у преддверья ада. Толпы неясных теней тянутся к красному свету. Слышится бесшабашная песня. Навстречу теням, со стороны красного света Сатана, сопровождаемый Молохом. Тяга теней останавливается. Сатана. Какое пенье? Как не на работе, И до сих пор не на своих местах? Молох Занятий мало, князь! Ослабли вожжи! Сатана (к теням) Неситесь прочь, влачитесь по подлунной И учиняйте зла насколько можно! Не оставляйте мне без посещенья Ни одного угла! Ночь, как парник, Дающий овощи, взращает злое. Наутро полюбуемся плодами! Поменьше шуму, но побольше дела: И чтобы когти вас не выдавали! Неситесь! Тени молча уносятся. Молох Князь! Сегодня ты мрачней, Задумчивее, чем всегда бываешь! Уж не порадоваться ль новой брани? Не скликнуть ль великие полки? |
