«Качается лодка на цепи…» Качается лодка на цепи, Привязана крепко она, Чуть движет на привязи ветер, Чуть слышно колышет волна. Ох, хочется лодке на волю, На волю, в неведомый путь, И свернутый парус расправить, И выставить на ветер грудь! Но цепь и крепка, и не ржава, И если судьба повелит Поплыть, то не цепь оборвется, А треснувший борт отлетит. «Нынче год цветенья сосен:…» Нынче год цветенья сосен: Все покрылись сединой, И побеги, будто свечи, Щеголяют прямизной; Что ни ветка — проступает Воска бледного свеча… Вот бы их зажечь! Любая Засветила б — горяча! Сколько, сколько их по лесу; Цветень пылью порошит! Только кто, чуть ночь настанет, Эти свечи запалит? Низлетят ли гости с неба Час молитвы озарить? Иль колдуньи вздуют пламя В дикой оргии светить… Все равно! Но только б света, Света мне — со всех ветвей! Только б что-нибудь поярче, Что-нибудь — повеселей! «Как ты чиста в покое ясном…» Как ты чиста в покое ясном, В тебе понятья даже нет О лживом, злобном или страстном, Чем так тревожен белый свет! Как ты глупа! Какой равниной Раскинут мир души твоей, На ней вершинки — ни единой, И нет ни звуков, ни теней… «Вот с крыши первые потеки…» Вот с крыши первые потеки При наступлении весны! Они — что писанные строки В снегах великой белизны. В них начинают проявляться Весенней юности черты, Которым быстро развиваться В тепле и царстве красоты. В них пробуждение под спудом Еще не явленных мощей, Что день — то будет новым чудом За чудодействием ночей. Все струйки маленьких потеков — Безумцы и бунтовщики, Они замерзнут у истоков, Не добежать им до реки… Но скоро, скоро дни настанут, Освобожденные от тьмы! Тогда бунтовщиками станут Следы осиленной зимы; Последней вьюги злые стоны, Последний лед… А по полям Победно глянут анемоны, Все в серебре — назло снегам. «Мои мечты — что лес дремучий…»
Мои мечты — что лес дремучий, Вне климатических преград, В нем — пальмы, ели, терн колючий, Исландский мох и виноград. Лес полн кикимор резвых шуток, В нем леший вкривь и вкось ведет; В нем есть все измененья суток И годовой круговорот. Но нет у них чередованья, Законы путаются зря; Вдруг в полдень — месяца мерцанье, А в полночь — яркая заря! «Мысли погасшие, чувства забытые…» Мысли погасшие, чувства забытые — Мумии бедной моей головы, В белые саваны смерти повитые, Может быть, вовсе не умерли вы? Жизни былой молчаливые мумии, Время Египта в прошедшем моем, Здравствуйте, спящие в тихом раздумии! К вам я явился светить фонарем. Вижу… как, в глубь пирамиды положены, Все вы так тихи, так кротки теперь; Складки на вас шевельнулись, встревожены Ветром, пахнувшим в открытую дверь. Все вы взглянули на гостя нежданного! Слушайте, мумии, дайте ответ: Если бы жить вам случилося заново — Иначе жили бы вы? Да иль нет? Нет мне ответа! Безмолвны свидетели… Да и к чему на вопрос отвечать? Если б и вправду они мне ответили, Что ж бы я сделал, чтоб снова начать? В праздном, смешном любопытстве назревшие, Странны вопросы людские порой… Вот отчего до конца поумневшие Мумии дружно молчат предо мной! Блещет фонарь над безмолвными плитами… Все, что я чую вокруг, — забытье! Свод потемнел и оброс сталактитами… В них каменеет и сердце мое… «О, будь в сознаньи правды смел…» О, будь в сознаньи правды смел… Ни ширм, ни завесей не надо… Как волны дантовского ада Полны страданий скорбных тел, — Так и у нас своя картина… Но только нет в ней красоты: Людей заткала паутина… В ней бьются все — и я, и ты… «Всюду ходят привиденья…» Всюду ходят привиденья… Появляются и тут; Только все они в доспехах, В шлемах, в панцирях снуют. Было время — вдоль по взморью Шедшим с запада сюда Грозным рыцарям Нарова Преградила путь тогда. «Дочка я реки Великой, — Так подумала река, — Не спугнуть ли мне пришельцев, Не помять ли им бока?» «Стойте, братцы, — говорит им, — Чуть вперед пойдете вы, Глянет к вам сквозь льды и вьюги Страшный лик царя Москвы! Он, схизматик, за стенами! Сотни, тысячи звонниц Вкруг гудят колоколами, А народ весь прахом — ниц! У него ль не изуверства, Всякой нечисти простор; И повсюдный вечный голод, И всегдашний страшный мор. Не ходите!» Но пришельцам Мудрый был не впрок совет… Шли до Яма и Копорья, Видят — точно, ходу нет! Все какие-то виденья! Из трясин лесовики Наседают, будто черти, Лезут на смерть, чудаки! Как под Дурбэном эстонцы Не сдаются в плен живьем И, совсем не по уставам, Варом льют и кипятком. «Лучше сесть нам под Наровой, На границе вьюг и nypr!» Сели и прозвали замки — Магербург и Гунгербург. С тем прозвали, чтобы внуки Вновь не вздумали идти К худобе и к голоданью Вдоль по этому пути. Старых рыцарей виденья Ходят здесь и до сих пор, Но для легкости хожденья — Ходят все они без шпор… |
