«Серебряный сумрак спустился…» Серебряный сумрак спустился, И сходит на землю покой; Мне слышно движение лодки, Удары весла за горой… Пловец, мне совсем неизвестный, От сердца скажу: добрый путь! На труд ли плывешь ты, на радость, На горе ли, — счастливым будь! Я так преисполнен покоя, Я так им богат, что возьми Хоть часть, — мне достанет делиться Со всеми, со всеми людьми. «Какая засуха!.. От зноя…» Какая засуха!.. От зноя К земле все травы прилегли… Не подалась ли ось земная, И мы под тропик подошли? Природа-мать — лицеприятна; Ведь, по рассказам, не слыхать, Чтобы в Caxape или в Коби Могли вдруг льдины нарастать? А здесь, на севере, Сахара! Край неба солнце обожгло; И даже море, обезумев, Совсем далеко вдаль ушло… «Порой, в октябрьское ненастье…» Порой, в октябрьское ненастье, Вдруг загорится солнца луч, Но тотчас быстро погасает, — Туман так вязок, так тягуч. И говорит земля туману: «Не обижай моих красот! Я так устала жарким летом, В моих красотах недочет. Я так бессильна, так помята, Глаза сиянья лишены, Поблекли губы, косы сбиты, А плечи худы и бледны. Закрой меня! Но день настанет, Зимой успею отдохнуть, Поверь мне, я сама раскрою Свою окрепнувшую грудь!» Сказала, и, закрывши очи, Земля слабеющей рукой Спешит, как пологом, туманом Прикрыть усталый облик свой. «О, неужели же на самом деле правы…» О, неужели же на самом деле правы Глашатаи добра, красот и тишины, Что так испорчены и помыслы, и нравы, Что надобно желать всех ужасов войны? Что дальше нет путей, что снова проступает Вся дикость прежняя, что, не спросясь, сплеча, Работу тихую мышленья прерывает И неожиданный, и злой удар бича… Что воздух жизни затхл, что ржавчина и плесень Так в людях глубоки и так тлетворна гниль, Что нужны: пушек рев, разгул солдатских песен, Полей встревоженных мерцающая пыль… Людская кровь нужна! И стон, и бред больницы, И сироты в семьях, и скорби матерей, Чтоб чистую слезу вновь вызвать на ресницы Не вразумляемых другим путем людей, — Чтоб этим их поднять, и жизни цель поставить И дать задачу им по силам, по плечу, Чтоб добрый пастырь мог прийти и мирно править И на торгующих не прибегать к бичу… «Что тут писано, писал совсем не я…» Что тут писано, писал совсем не я, — Оставляла за собою жизнь моя; Это — куколки от бабочек былых, След заметный превращений временных. А души моей — что бабочки искать! Хорошо теперь ей где-нибудь порхать, Никогда ее, нигде не обрести, Потому что в ней, беспутной, нет пути… Баллады, фантазии и сказы Статуя Над озером тихим и сонным, Прозрачен, игрив и певуч, Сливается с камней на камни Холодный, железистый ключ. Над ним молодой гладиатор: Он ранен в тяжелом бою, Он силится брызнуть водою В глубокую рану свою. Как только затеплятся звезды И ночь величаво сойдет, Выходят на землю туманы, — Выходит русалка из вод. И, к статуе грудь прижимая, Косою ей плечи обвив, Томится она и вздыхает, Глубокие очи закрыв. И видят полночные звезды, Как просит она у него Ответа, лобзанья и чувства И как обнимает его. И видят полночные звезды И шепчут двурогой луне, Как холоден к ней гладиатор В своем заколдованном сне. И долго два чудные тела Белеют над спящей водой… Лежит неподвижная полночь, Сверкая алмазной росой; Сияет торжественно небо, На землю туманы ползут; И слышно, как мхи прорастают, Как сонные травы цветут… Под утро уходит русалка, Печальна, бела и бледна, И, в сонные волны спускаясь, Глубоко вздыхает она… Весталка В храме пусто. Красным светом Обливаются колонны, С тихим треском гаснет пламя У весталки Гермионы. И сидит она на камне, Ничего не замечая, С плеч долой сползла одежда, Блещет грудь полунагая.. Бледен лик преображенный, И глава ее закрыты, А коса, сбежав по тоге, Тихо падает на плиты. Каждой складкой неподвижна, Не глядит и не вздыхает; И на белом изваяньи Пламя красное играет. Снится ей покой богатый, Золоченый и счастливый; На широком, пышном ложе Дремлет юноша красивый. В ноги сбито покрывало, Жмут докучные повязки, Дышат свежестью и силой Все черты его и краски… Снится ей народ и площадь, Снятся лекторы, эдилы, Шум и клики, — мрак, молчанье И тяжелый гнет могилы… В храме пусто… Гаснет пламя! Чуть виднеются колонны… Веста! Веста! Пощади же Сон весталки Гермионы! |
