«Взобрался я сюда по скалам…» Взобрался я сюда по скалам; С каким трудом на кручу взлез! Внизу бурун терзает море, Кругом, по кочкам, мелкий лес… Пигмеи-сосенки! Лет двести Любой из них, а вышиной Едва-едва кустов повыше; Что ни сучок — больной, кривой. Лет двести жизни трудной, скучной, И рост такой… Везде вокруг Не шум от ветра — трепетанье, Как будто робкий плач, испуг. Но счастье есть и в них: не знают, Не ведают, что поюжней Взрастают сосны в три обхвата И с пышной хвоею ветвей И что вдали, под солнцем юга, В морскую синь с вершин Яйлы Сквозь сетки роз и винограда Глядят других сестер стволы… «Из тяжких недр земли насильственно изъяты…» Из тяжких недр земли насильственно изъяты, Над вечно бурною холодною волной, Мурмана дальнего гранитные палаты Тысячеверстною воздвиглися стеной, И пробуравлены ледяными ветрами, И вглубь расщеплены безмолвной жизнью льдов, Они ютят в себе скромнейших из сынов Твоих, о родина, богатая сынами. Здесь жизнь придавлена, обижена, бедна! Здесь русский человек пред правдой лицезренья Того, что божиим веленьем сведена Граница родины с границею творенья, И глубь морских пучин так страшно холодна, — Перед живым лицом всевидящего бога Слагает прочь с души, за долгие года, Всю тяготу вражды, всю немощность труда И говорит: сюда пришла моя дорога! Скажи же, господи, отсюда мне куда? «Хоть бы молниям светиться…» Хоть бы молниям светиться! Тьма над морем, тьма! Вихорь, будто зрячий, мчится — Он сошел с ума… Он выводит над волнами, Из бессчетных струн, Гаммы с резкими скачками… А поет бурун. Что за свадьба? Что за пляска? Если б увидать! Тьма как плотная повязка, — Где ее сорвать… Сердцем чуются движенья Темных сил ночных, Изможденные виденья, Плач и хохот их… «Когда на краткий срок здесь ясен горизонт…» Когда на краткий срок здесь ясен горизонт И солнце сыплет блеск по отмелям и лудам, Ни Адриатики волна, ни Геллеспонт Таким темнеющим не блещут изумрудом; У них не так густа бывает синь черты, Делящей горизонт на небо и на море… Здесь вечность, в веяньи суровой красоты, Легла для отдыха и дышит на просторе! Из природы
На реке весной Последним льдом своим спирая Судов высокие бока, В тепле весны шипя и тая, Готова тронуться река. На юг сияющий и знойный, К стране счастливой, но чужой, Ты добежишь, поток спокойный, Своей работницей-волной. С журчаньем нежным и печальным Другим звездам, в вечерний час, Иным землям и людям дальним, Река, поведай и о нас! Скажи, как к нам весна приходит, Что долго ждем, что скучны дни, Что смерть с весной здесь дружбу водит И люди гаснут, как огни… Рассвет в деревне Огонь, огонь! На небесах огонь! Роса дымится, в воздух отлетая; По грудь в реке стоит косматый конь, На ранний ветер уши навостряя. По длинному селу, сквозь дымку темноты, Идет обоз с богатой кладью жита; А за селом погост и низкие кресты, И церковь древняя, чешуйками покрыта… Вот ставней хлопнули: в окне старик седой Глядит и крестится на первый луч рассвета; А вот и девушка извилистой тропой Идет к реке, огнем зари пригрета. Готово солнце встать в мерцающей пыли, Крепчает пенье птиц под бесконечным сводом, И тянет от полей гвоздикою и медом И теплой свежестью распаханной земли… «Старый плющ здесь ползет…» Старый плющ здесь ползет Вдоль мохнатых корней; Ель, замшившись, растет — Вся в дремоте ветвей… Опуститься б в тени, Поглядеть на закат, Как ночные огни В небесах заблестят, И, с темнеющим днем, Всем своим бытием, Как и день, отойти На иные пути… В листопад Ночь светла, хоть звезд не видно, Небо скрыто облаками, Роща темная бушует И бичуется ветвями. По дороге ветер вьется, Листья скачут вдоль дороги, Как бессчетные пигмеи К великану, мне, под ноги. Нет, неправда! То не листья, Это — маленькие люди: Бьются всякими страстями Их раздавленные груди… Нет, не люди, не пигмеи! Это — бывшие страданья, Облетевшие мученья И поблекшие желанья… Всех их вместе ветер гонит И безжалостно терзает! Вся дорога змеем темным Под роями их мелькает… Нет конца змее великой… Вьется, бьется, копошится, В даль и темень уползает, Но никак не может скрыться… |