Разостлали приезжие люди на полянке скатерть-самобранку, стали выпивать и закусывать. Потом песню запели — кто в лес, кто по дрова. Голоса после зелена вина хриплые, страшные, ужасно громкие. Поют «Летят перелетные птицы», а птички в ужасе кто куда с деревьев! Вмиг вся полянка опустела.

Попели, пошумели, стали елку украшать — Иван царевич эту веселую игру придумал и первый на елочки ну верхушку вместо звезды банку из-под консервов «судак в маринаде» надел.

За ним другие шутники потянулись: кто — с огрызком копченой колбасы, кто — с пустой бутылкой, кто — с другой какой дрянью. Развесили все это по уцелевшим елочкиным ветвям и пошли вокруг елки хороводом:

«В лесу родилась елочка, в лесу она росла!..»

Стоит елочка-гордячка плачет — по коре смолистые слезки бегут.

— За что опозорили!

Рядом березка-скромница стонет:

— Всю раздели, все ветки обломали!

А старый пень скрипит:

— Сами на себя беду накликали, дуры стоеросовые!

…Ночью, когда взошла луна, выбежали, как всегда, на опустевшую полянку зайцы-спортсмены — кувыркаться.

Вот сделал один зайчишка двойное сальто и вдруг как закричит:

— Ой, я лапку обо что-то острое поранил!

А тут другой скулит:

— Ой, я во что-то нехорошее вляпался!

Прискакала солидная зайчиха-мать того зайчишки,

который вляпался, и к тренеру заячьей команды с претензией:

— Зачем вы, милейший, сюда зайчат привели кувыркаться?!

— Мы здесь каждую ночь кувыркаемся и… ничего!

— А разве вы не знали, что тут сегодня днем люди побывали?

— Я думал, они после себя уберут!

— Да они только в помещениях после себя убирают, и то не всегда!

Сконфузился заяц-тренер и скомандовал:

— Зайцы, за мной! Скок-скок на другую площадку!..

Ускакали зайцы. Стало на полянке пусто и тихо. Глядит луна сверху, кривится, да елочка все никак не может успокоиться, плачет:

— Боже мой, боже мой! Да на меня теперь ни одна птичка не сядет! Я плохо па-ахну!..

Одна птичка все ж таки села! Только она не на елочку села, она на бумагу села. Иван-царевич, как организатор культвылазок в своем учреждении, в отчетной ведомости галочку-птичку поставил: дескать, одна вылазка уже состоялась, прошла с большим подъемом, план культвылазок на лоно природы успешно выполняется.

Когда американец Т. Белл изобрел телефонный аппарат, он, возможно, думал, что осчастливил благодарное человечество, открыл перед ним новые сияющие дали, сделал далеких близкими, заложил первый краеугольный камень новой технической эры, и так далее, и тому подобное.

Я лично отдаю должное телефону — этому великолепному орудию связи, я признаю, что он сделал далеких близкими, в особенности сейчас, когда уже появился видеотелефон. Я готов даже называть телефон краеугольным камнем, черт возьми, но вот насчет того, что он осчастливил человечество — в этом я, микронная частица этого самого человечества, глубоко сомневаюсь.

Вот я сел за свое бюро писать рассказ. Я погружаюсь в таинство творческого процесса. (Между нами говоря, никакого таинства тут нет. Я просто перелистываю свои записные книжки, вспоминаю, думаю, ищу — к чему бы мне прицепиться, чтобы написать короткий веселый рассказик на современную тему.)

И вот сюжет начинает проклевываться. Внутренним своим слухом я уже слышу, как он стучит тонким клювиком о какую-то там таинственную скорлупу. Сейчас, сию секунду, он, милый, забавный, в желтом пуху недодуманностей, появится на свет!

Вдруг — трр! — на столике рядом с бюро зазвонил телефон. Я снимаю трубку. Невылупившийся сюжет замирает в своей таинственной скорлупке. А что ему остается делать?

— Алло! Я слушаю!

Женский незнакомый голос:

— Это косметический институт? — И, не дождавшись ответа: — Попросите, пожалуйста, к телефону доктора Дулькина.

— Это не косметический институт. Доктора Дулькина здесь нет.

— Как это «здесь нет доктора Дулькина»?! Обход кончился, доктор Дулькин должен быть у себя. Пойдите и позовите доктора Дулькина.

— Вы меня не слушаете. Я сказал, что это не косметический институт.

— А что это? Амбулатория? — И снова, не дождавшись ответа: — Голубчик, но вы же рядом! Пошлите санитара за доктором Дулькиным. Это говорит жена члена коллегии Мухолобова.

— Даже если бы вы были женой министра — я бы этого не сделал.

— Почему? — В ее голосе возмущение, удивление и угроза.

— Потому что вы попали не в косметический институт и не в косметическую амбулаторию, а в частную квартиру.

Она безмерно удивлена:

— Какой ваш номер?

— А какой вы набирали?

Она называет номер. Ну конечно, ошибка в последней цифре на единицу. Я сообщаю об этом жене члена коллегии и слышу в ответ:

— Зачем же вы столько времени морочите голову женщине? Невоспитанный человек!

Трубка легла на рычаг, можно вернуться к работе. Я снова погружаюсь в таинство творческого процесса. О чем я думал перед тем, как мне позвонила мадам Мухолобова? Ах да, вот о чем!.. Сюжет снова слабо шевельнулся в своей таинственной скорлупе, заработал клювиком. Давай, давай, милый, вылупляйся!

Трр! Опять телефон. Снимаю трубку.

— Алло. Я слушаю.

— Ну и свинья же ты, братец! — Теперь это хриплый мужской бас.

— По-видимому, я не та свинья, которая вам нужна. Вы ошиблись номером.

— Брось разыгрывать! Тоже мне нашелся Аркадий Райкин! Изменил голос и думает, что его не узнают. Почему ты не пришел вчера, как обещал? Сорвал нам пульку!

— Повторяю, вы ошиблись номером. Оставьте меня в покое.

Кладу трубку и жду, что хриплый бас сейчас опять позвонит. Вполне возможно, что на автоматической станции что-то там заело и он, набирая номер своей свиньи, долго будет роковым образом попадать ко мне. Это бывает с телефоном довольно часто. Проходит десять минут нервного ожидания. Бас не звонит. Видимо, ему все-таки удалось соединиться со своей свиньей и он успокоился.

Усилием воли заставляю себя вернуться к рассказу. (Выключить телефон нельзя: в конце концов, могут ведь позвонить и мне, да еще по важному делу!) Закуриваю сигарету и начинаю все сначала Листаю записные книжки, ворошу воспоминания, думаю.

Трр! Резкий звонок

— Алло! Слушаю!

— Попросите, пожалуйста, Зосю — В трубке юношеский голос с робкими просительными интонациями

— Зоси здесь нет. Вы ошиблись!

Быстро кладу трубку на рычаг, но понимаю, что теперь я окончательно погиб. У таких робких юношей бульдожья хватка Вынь да положь ему Зосю, и все тут

Действительно, через пять минут снова звонок.

— Алло! Я слушаю!

— Зосю, пожалуйста, если можно!

Так и есть, этот молодчик, видать, вцепился в мой номер намертво!

— Я вам сказал, что Зоей здесь нет Вы ошиблись. Какой номер вы набираете?

Он называет мой номер Все точно ошибки нет

— Номер вы набираете правильно, но Зоей здесь нет Произошло какое-то недоразумение. Проверьте!

Проходит двадцать минут С рассказом дело, само собой, не движется. Телефон звонит снова. Я не сомневаюсь, что это он, поклонник неведомой Зоей. Да, он!

— Зосю… попросите, пожалуйста… пусть подойдет на минуточку. — Теперь это уже не голос, а некий шелест, в котором слышится и отчаяние и надежда на чудо.

Мне становится жалко его, и я говорю мягко:

— Зося не может подойти к телефону, потому что ее нет в природе.

В ответ крик ужаса:

— Она умерла?

— Жива, жива ваша Зося. Но здесь ее нет

— Но номер же правильный! Значит, она должна быть здесь Я вас очень прошу… Вы только скажите ей, что ее просит Ежик, и она обязательно подойдет!

— Вас зовут Ежик?

— Меня, собственно, зовут Васей… Василием. Но она звала меня Ежиком… потому что у меня волосы подстрижены ежиком. — Он выкладывает все это с пылким восторгом. Он хочет меня задобрить, бедняжка. Ему кажется, что я вот-вот смягчусь и отправлюсь за его Зосей.