— Так!.. По географии троечку схватил? Поздравляю!.. Ого, по арифметике три с минусом?!

— Это Анна Павловна придралась ко мне за то, что < я кляксу посадил Будто я нарочно посадил. А я не нарочно!..

— Все вы так говорите!. Три с минусом! Позор! А еще на Марс собрался лететь! Отца решил машиной заменить вычислительной!.. Прекрасно! Но я тебя, голубчик, не собираюсь заменять машиной, которая за тебя будет в школу ходить и уроки готовить. Поэтому, цирк сегодня отменяется. Садись и повторяй уроки на завтра!..

— Папа, но ведь я…

— Садись, тебе говорят, и занимайся!

Проходит двадцать минут. Петру Осиповичу надоедает молча лежать и глядеть, как пригорюнившийся Витька с отвращением листает тетради и шелестит страницами учебников за столом.

— Викентий! — зовет он сына. — Витька… Иди сюда!.. Будем мириться!..

— Не пойду!

— Ну иди, иди! Так уж и быть — пойдем вечером в цирк!.. Иди, поговорим о том, что будет и чего не будет.

И снова отец и сын ведут нескончаемый, увлекательный, безумно волнующий обоих разговор. Они порхают с планеты на планету, пересаживаются с межпланетного стратостобуса на высотный вертолет, рвут бананы с пальм, выросших на Северном полюсе, где климат стал как в Африке после того, как Ворожейки-ны — отец и сын построили там семь гигантских электростанций, работающих на термоядерной энергии. Если отец выражает недоверие или улыбается слишком уж подозрительно, Витька гревно краснеет и кричит на него:

— Ты что — не читал?!

И ссылается на авторитет Вовки Конюшникова.

Отец говорит серьезно:

— Нет, нет, Витюша, я все допускаю. Наверное, все так и будет. Но вот меня-то в это время действительно уже не будет!

— Здравствуйте! Почему же это тебя не будет?!

— Потому что… потому что будут еще у нас болезни… старость!

— Как раз этого ничего и не будет! Ты что — не читал?!

В глазах у Витьки Петр Осипович видит такой свет, такую горячую и непреклонную убежденность, поколебать которую нельзя ничем. Да и не стоит!.. Он привлекает к себе сына и целует его в теплый нежный висок.

Последнее время Мике ужасно не везло. Просто катастрофически. Взять хотя бы бизнес с супергуталином и мазью для ращения волос. Все было так хорошо придумано! Казалось, что на этот раз жар-птица коммерческого счастья обязательно угодит в силки, приготовленные для нее ловким и умным Микой. Тем более что реклама по телевидению была запущена самая шикарная — на деньги, которые Мике дала его внучатая бабка, бывшая фрейлина бывшей русской императрицы. Эта зловещая старушенция, похожая на мумию, которую слегка подкрасили и снабдили пружинным заводом, чтобы она могла самостоятельно двигаться, заставила Мику выпить чашу унижения до дна. Прежде чем старая ведьма раскошелилась, пришлось около часа стоять перед ней на коленях, клянчить и хныкать, лобызая дурно пахнущую, жесткую, из одних сухожилий старушечью ручку, холодную, как лягушачья лапка.

Но черт с ними, с унижениями, — деньги были получены и реклама запущена — целых полминуты в эфире! А потом… Ну кто мог ожидать, что компаньон, взявший на себя всю химию и подготовку продукции к продаже, напьется до полного обалдения и все перепутает: в гуталиновые банки упакует мазь для ращения волос, а в банки для мази — супергуталин!

Предприятие лопнуло, как детский воздушный шар, к которому поднесли зажженную спичку. И тогда впавши в меланхолию от бесконечных своих неудач в манящей и волнующей сфере легкого бизнеса, вконец обнищавший Мика решился на крайность: он задумал жениться. И конечно, на миллионерше.

Мике стукнуло сорок восемь. У него была впалая грудь, редкие, плотно прилизанные волосы на бледном аристократическом черепе, мешочки под тусклыми совиными глазками и половина зубов во рту фальшивых. По правде говоря, он слабо соответствовал жениховским кондициям: пожилые одинокие миллионерши требуют за свои деньги настоящий мужской товар. Но у Мики был свой козырь — его титул. Все-таки он был князь Гагарин, настоящий князь, из «тех самых Гагариных». Мика знал, что там, в Советской России, его титул не стоит и ломаного гроша, но здесь, в Америке, это ценность, которую можно продать в трудную минуту. Ведь богатые американки падки на титулы, как осы на варенье, и эта их страсть долговечна и прочна, как граниты Манхэттена.

Проев фамильные запонки с бриллиантами, Мика понял, что роковая трудная минута наступила.

Нашелся комиссионер, который взялся устроить Мике его дело. Сговорились, что процентное вознаграждение с суммы приданого невесты он получит от жениха после оформления брака.

Комиссионер — развязный брюнет, нахально носатый, с тяжелой нижней челюстью — хлопнул Мику по плечу, велел не унывать и ждать хороших вестей. И действительно, через три дня явился и сказал, что невеста имеется. Ею оказалась миссис Элеонора Андерсен, вдова мультимиллионера владельца фирмы, занимавшейся изготовлением и продажей поздравительных открыток.

Похоронив супруга, скончавшегося от старческой непроходимости кишок, миссис Элеонора разослала родственникам и знакомым открытки люкс с изображением красивой дамы в трауре с печатью вечной скорби на бледном лице и с надписью: «Жди меня там, на небе!» — и тут же энергично принялась за поиски нового мужа здесь, на земле Комиссионер уверил Мику, что миссис Андерсен обязательно «клюнет на титул». Приободрившийся Мика побрился, надел свежий костюм, стрельнул у внучатой бабки на такси и поехал знакомиться со своей суженой.

Представляясь миссис Элеоноре, он с удовольствием отметил про себя, что невеста довольно мила и не очень стара. Вот только ножки у любительницы громких титулов, что называется, подгуляли. Наблюдательный Мика решил, что миссис Элеонора может носить мужские туфли сорок третьего размера, как минимум.

Поговорив о погоде, о политике, о киноновинках, Мика скромно удалился, предоставив дальнейшее комиссионеру.

Комиссионер пришел на следующий день несколько смущенный. Мика посмотрел на его бегающие глаза и коротко спросил:

— Лопнуло?

— Не то чтобы лопнуло, мистер Гагарин, — заюлил комиссионер, подыскивая слова, — а… затормозилось… немножко. Титул ваш ее очень интересует, но она сказала, что ваша наружность… как бы это выразиться? — лишена чисто мужского обаяния.

— Скажите пожалуйста, — обиделся Мика Гагарин. — Хочет иметь мужем настоящего князя, да еще чтобы он был Аполлоном Бельведерским! Не слишком ли это жирно… для дамы с ее размером ноги!

— Но вы же знаете размер ее текущего счета, мистер Гагарин! — развел руками комиссионер. — В общем, она сказала, что подумает. Не теряйте надежды!

Неделю спустя после этого разговора Мика Гагарин сидел в маленькой закусочной на Бродвее, жевал горячую «собаку»[1] с горчицей и меланхолически размышлял о своем затянувшемся невезении.

Вдруг с улицы в закусочную ввалился человек в шляпе, сдвинутой на затылок. Лицо у него было возбужденное, красное, в руке зажата скомканная газета.

— Русские опять нас общелкали! — проорал он с порога, размахивая газетой. — Их парень побывал в космосе и вернулся на Землю!

Так Мика Гагарин узнал о подвиге своего советского однофамильца. И тут же, в закусочной, его осенила идея, показавшаяся ему блестящей и многообещающей со всех точек зрения. Одним ловким ударом он поправит свои дела. Все и всяческие! Но нельзя терять ни минуты. Сначала к бабке!

Бывшая фрейлина бывшей русской императрицы, выслушав Мику, пожевала бескровными губами и сказала:

— А знаешь, Мика, вполне возможно, что он наш. Ведь Юрий — это гагаринское имя. Мой двоюродный кузен был, например, князь Юрий. Он учился в пажеском. Летчика могли назвать в честь деда. У Гагариных это принято.

— Отлично! — обрадовался Мика. — Так и напишем: в честь деда… А вы не помните, гранд тант, этот ваш князь Юрий не увлекался астрономией? Ну, разными там звездами… Марсом, Венерой? Это было бы тоже неплохим доказательством.