— Потому что вы не спасли Друсну. Потому что вы не спасли мою сестру. Потому что все, что когда-либо имело для меня значение, вы уничтожили. — Он медленно поднял оружие и прицелился в голову Гисхильды.

Люк услышал выстрел. Вылетевший из ствола огонь указал ему путь. Он опасался, что заблудился и самым жалким образом погибнет в снежной буре. Теперь он устремился вперед, окрыленный надеждой. То могла быть всего лишь небольшая стычка. Если бы за ним следовал крупный отряд из гавани, он наверняка заметил бы его.

Люк бежал. Он опасался, что потеряет направление. Хотел закричать, но передумал. Если там, впереди, кто-то сражается, то лучше вступить в бой неожиданно.

Прозвучал второй выстрел. Теперь он разглядел силуэт саней. Кто-то стоял в них, выпрямившись во весь рост. Лошадь висела в сбруе, мертвая.

Люк нигде не видел следов врага. Это не тот друснийский боярин? Он заряжал пистолет. В кого он стреляет?

Люк увидел кусок веревки, который привязывал к борту саней Сигурда еще вечером. Что, черт возьми, все это значит?

Пригнувшись, он поспешил к саням. Перебрался через мертвую лошадь и оказался за козлами, когда услышал звук, который не спутаешь ни с чем, — звук поворачивающегося ключа пистолета. Негромко плакал ребенок.

Люк выпрямился. Ухватился за козлы и подтянулся.

Друсниец обернулся. Дуло пистолета смотрело теперь прямо в лицо Люку.

— Откуда вы все взялись, чтобы защищать ее?

Левая рука Люка устремилась вперед. Древком пики, служившим ему костылем, он ударил по оружию. Но Алексей был опытным воином. Он увернулся от удара и снова прицелился, когда на него прыгнула Тиндра.

На этот раз выстрел прогремел.

Люк взобрался на козлы. Его рапира вылетела из ножен. Он сделал выпад.

Алексей отбросил девочку. Поднял пистолет, чтобы отразить удар, но на этот раз на миг опоздал. Клинок Люка пронзил ему горло. Рот боярина раскрылся, но ни единого звука не сорвалось с его губ.

Рыцарь извлек оружие. Только теперь он увидел Гисхильду. На ней лежал Сигурд. Повсюду была кровь.

— Он бросился, чтобы накрыть собой королеву, — всхлипывая, произнесла Тиндра. — Почему человек с пистолетом сделал это? Он ведь был одним из нас.

Люк склонился над старым капитаном. Осторожно поднял его и облокотил тело о борт саней. Сигурд еще дышал. Его губы шевелились.

Люк не смотрел на него. Он перевернул Гисхильду. На виске у нее был кровоподтек величиной со сливу. Он поспешно коснулся ее шеи. Пульс был сильным. Сердце билось ровно.

— Люк!

Он повернулся к старику. Лицо того было неестественно белым.

— Пожалуйста…

Рыцарь склонился над ним. Сигурд схватил его за руку. Из последних сил притянул его к себе. Запинаясь, он шепотом, на ухо рассказал ему историю той ночи в лесах Друсны. Он закончил. Люк был потрясен до глубины души.

— Ты должен сказать ей это.

Он кивнул капитану.

— Она простит?

Что на это ответить? Глаза Сигурда были устремлены в небо. На бороду тихо падали снежинки. Он был мертв.

Люк печально посмотрел на Гисхильду. Как много она потеряла. Он решил не рассказывать ей историю Сигурда. Она должна запомнить его таким, каким знала всю жизнь. Правда уничтожит больше…

Собрав немного снега, Люк приложил его к виску Гисхильды. Затем сел рядом со старым капитаном и обнял Тиндру. Он слишком устал, чтобы сделать еще хоть шаг. И он был уверен в том, что Гисхильду скоро станут искать.

Чья-то грубая рука пробудила Оноре ото сна. Он проснулся мгновенно. У его постели стоял рыцарь, которого он никогда прежде не видел. В дверях темницы толпилось еще больше воинов. Итак, Жиль устал от своей жестокой игры.

— Одевайся! — сказал человек, который его разбудил. — И поторопись!

Знает ли этот парень, кто сидит перед ним на постели? Кем он когда-то был? Оноре решил ничего не говорить. И подчинился. Этому он научился за последние месяцы. Лучше повиноваться! Меньше боли.

Примарх поспешно оделся. Они даже не дали ему времени на то, чтобы застегнуть камзол. Предводитель рыцарей подтолкнул Оноре к двери, набросил ему накидку на плечи и нахлобучил на голову шляпу.

— Давай, калека, поспеши. Тебя очень ждут.

Они привели бывшего примарха к лестнице. Рыцари следили за тем, чтобы он оставался в кольце. А он был слишком горд, чтобы спросить, куда его ведут. От отряда грубиянов, которые поднимают ночью с постели, не следует ждать ничего хорошего. Что ж, по крайней мере, его не заковали.

Они отвели его к боковым воротам дворца Жиля. Там их ждали оседланные лошади и еще больше рыцарей. У них не было герба Древа Праха, хоть это хорошо. Вероятно, это обедневшие дворяне, продающие свои услуги служителям Церкви. Дисциплинированные ребята. Никто и слова не произнес. Ничто не говорило о том, из какой провинции они родом. Оноре прикинул, что они скорее с севера, чем с юга. У двоих были светлые бороды, остальные мужчины были тщательно выбриты. Их волосы были скрыты под шлемами. На всех были черные полулаты. Тяжелые, промокшие под дождем шерстяные накидки свисали с их плеч.

Одна из лошадей беспокойно приплясывала на месте.

Мужчина, разбудивший Оноре, помог ему сесть в седло.

— Не пытайся бежать. У тебя самая медленная лошадь из всех, и у нас приказ сломать тебе ноги при первой же попытке к бегству.

Оноре бросил на рыцаря сердитый взгляд.

— Ты вообще знаешь, кто я?

— Человек, которому я сломаю ноги, если он будет доставлять мне неприятности. А больше ничего я знать не хочу!

Оноре не промолвил ни слова. Он не сомневался в том, что рыцарь выполнит свой приказ. До того как его ранила Мишель, он слишком долго сражался в регулярной армии, чтобы питать иллюзии относительно дворян, предоставлявших свой меч к услугам Церкви ради того, чтобы сберечь статус. За кошелек золота они были готовы на все. Не важно, куда они отведут его, он был полон решимости встретить судьбу на собственных ногах.

Их отряд состоял из двадцати рыцарей. Во время поездки по внутреннему городу они не увидели ни единой живой души. Может быть, в одном из сотен окон городских дворцов, домов ордена и рефугиумов горел свет. Церковный город спал. Или же ему приказали закрыть глаза и вести себя тихо.

Наконец они добрались до площади, где когда-то организовали резню его рыцарей, а потом и высокие ворота, через которые он въехал в город навстречу судьбе.

Когда стены внутреннего города остались позади, Оноре почувствовал, как гора спала с плеч. Строго говоря, в окружении горстки отпетых головорезов для этого не было причин. И тем не менее он испытывал такое чувство, будто судьба наконец поворачивается к нему лицом.

В светской части Анисканса было не более оживленно, чем за стенами церковного города. Те немногие прохожие, которые в этот час еще находились на улицах, торопились убраться с дороги, заслышав глухой стук подков.

У шерстяного рынка они свернули на большую улицу, ведущую к северным воротам. Там его, очевидно, уже ждали. Хотя на небе не было ни малейших признаков приближающейся зари, городские ворота были широко распахнуты. Никто не спрашивал, кто они и куда направляются. Привратники куда-то подевались.

По ту сторону городских стен всадники взяли более быстрый темп. Они держались дороги, которая вела строго на север.

Незадолго до рассвета им встретились первые крестьянские повозки, тянувшиеся на рынки Анисканса.

Немногим позже Оноре заметил всадника на вершине холма, который, заметив их, приветственно помахал рукой. Вдоль дороги высилась стена голых тополей. Дорога вела через холмистую местность. Изгороди и низкие серые каменные стены перерезали холмы неровными лоскутами. Время от времени они проезжали небольшие поселения. За отрядом каждый раз недолго бежали деревенские дети, размахивая руками. Похоже, здесь привыкли к вооруженным людям. Оноре заметил, как парень, угрожавший переломать ему ноги, подмигнул маленькой девочке в зеленом платьице.