— Я не могу этого сделать! — всхлипывал он. — Я не могу этого сделать!

— Ты, черт побери, ее лейб-гвардеец! Так и следи за ее телом. Если ты не поможешь мне, то живой в Альвенмарк она не попадет. Ты посмотри на нее! У нее лихорадка. Мертвые ноги отравляют ее тело.

— Я не могу сделать этого! — лепетал воин.

— Значит, ты приносишь ее в жертву собственной слабости. Лучшего лейб-гвардейца и желать не нужно!

— Но ведь я не могу…

— Хорошо, ты будешь держать ее. И держать, черт тебя подери, очень крепко! Я срежу ей сапоги и осмотрю ноги. И если нужно, то позабочусь о них. Но тебе придется закопать их, вместе с мертвым ребенком. Я не стану делать все за тебя! А теперь идем.

Олловейн опустился на узкую походную койку. Он был до смерти истощен. Он провел на поле битвы целый день. Незадолго до рассвета им удалось отбросить рыцарей ордена. Но они вовсе не были разбиты. Вероятно, они уже сейчас занимаются перестроением войск. Их было слишком много. А Альвенмарк истекал кровью. Нечем было заменить потери. Эмерелль пообещала ему: нужно продержаться всего пару дней. Она собирала вокруг себя самых сильных чародеев. Даже Сканга, шаманка троллей, предложила свою помощь. Олловейн не знал, сможет ли дать королеве время, которое так нужно ей.

В дверях появился Оргрим. Он даже не предпринял попытки протиснуться в слишком маленькое отверстие.

— У меня плохие новости, мастер меча.

Олловейн невольно рассмеялся. Неужели эльф мог надеяться на то, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов?

— Что в этом такого смешного? — поинтересовался тролль голосом, напоминающим трение камней друг о друга.

— Ничего, ничего! Скажи же, что произошло? Они прорвались? Шалин Фалах захвачен?

— Нет, об этом мне ничего не известно. Речь идет о подданных Гисхильды. Я узнал об этом только сегодня! Мы подыскали им очень отдаленное укрытие. А в Фирнстайне к нам неделями не приходили новости…

— Что? — Олловейн слишком устал, чтобы сердиться, хотя манеры тролля раздражали его до крайности.

— Ее подданные так и не добрались до Снайвамарка. Они исчезли на тропах альвов.

Мастер меча выпрямился.

— Что значит «исчезли»? Они…

— Вероятно, они сделали скачок во времени. Было глупо использовать для этой цели звезду альвов низкого уровня. Никто не может сказать, когда они прибудут в Снайвамарк. Может быть, через час. Или через неделю. Может быть, только через сто лет. И еще кое-что. Эмерелль назначила нового князя Альвемера. Мы не сможем так просто отделить территорию эльфийского княжества, даже если там почти никто не живет. Новому князю это не понравится.

Олловейн поднялся и поблагодарил тролля. Нужно пойти к Эмерелль. Этой же ночью! Сейчас он нужен ей как никогда. Нужно оспорить у нее королевство для людей. Это не терпит отлагательства. Может быть, уже завтра он останется на поле боя, а кто тогда позаботится о Гисхильде и ее людях? Даже если из Фирнстайна с ней придет только сотня верных, людям нужно место. И не важно, каковы принципы Эмерелль.

Он действительно пришел. Предок стоял перед ней и говорил, говорил. Утром у нее была Эмерелль и дала что-то обезболивающее. И пообещала ей королевство. А еще передала известие от Йорновелля о смерти Люка и Эрека. Эмерелль пыталась выразить сочувствие. Но кто же сможет понять ее — каково это: потерять родину и народ? После всех лет отчаянной борьбы осталась только жизнь.

Он выглядел хорошо, был высокого роста и казался на удивление молодым. При этом жил он вот уже несколько сотен лет. Он принес с собой пропавшего короля Лиондреда — точнее, его тело. И теперь говорил о том, как придать мужества ее народу. Он хотел снова отправиться на войну с горсткой выживших.

— …а потом я хотел бы поговорить с ними. Пожалуйста, встань рядом со мной. Я уверен, они все еще чтят тебя, Гисхильда.

Это уже было слишком!

— Я никогда больше ни с кем не смогу встать рядом!

Она отбросила одеяло, скрывавшее ее ноги. И насладилась ужасом, отразившимся на его лице. Пусть посмотрит, какова цена бесконечных войн. Она не отводила взгляда от его лица. Сама она смотреть на это уже не могла. Оба воспаленных, покрытых черной сажей обрубка уже не принадлежали ей. Она помнила, как потеряла сознание, когда Беорн схватил ее. Тогда у нее еще были ноги. Это тот подлый кобольд отрезал их. Она всегда боялась его, еще будучи ребенком! Когда она проснулась, то была уже в Альвенмарке. И была калекой. Она уже не была такой, как раньше. Она предпочла бы умереть во время марша к Нахтцинне, как остальные.

— Мне не нужны слова сочувствия, — холодно произнесла она, не испытывая уже никаких чувств. — Это не важно! На Ястребином перевале у меня на руках замерз мой маленький сын. Я не смогла дать ему тепло… — Ей пришлось замолчать, чтобы не дать волю чувствам. Она положила руку на грудь Снорри, чтобы согревать его, чтобы дышать ему на личико. Это не помогло. Она чувствовала, как маленькое сердечко билось слабее и слабее, а потом совсем остановилось. — Пара замерзших ног — ничто по сравнению с этой болью. Я не могу больше смотреть в открытую могилу, предок. Я сама — открытая могила. И еще я — зеркало твоего народа.

Предок смотрел на нее, ничего не понимая. Герой множества саг отступил на шаг. Пробормотал что-то о том, что эльфы могли помочь. Она ответила, даже не заметив, что именно сказала. Ее раздирали противоречивые чувства. Что она делает? Неужели не достаточно несчастья? Неужели нужно лишить народ великого героя? Если бы он пришел раньше! Он излучал столько силы и уверенности. Как Люк в те дни в Альдарвике, да и потом тоже, в их немногие дни, проведенные в Альвенмарке.

— С твоего позволения я удалюсь, чтобы подготовить похороны короля Лиондреда.

Какие удивительно высокопарные слова для дикого воина с топором! Множество проведенных с эльфами лет не пропали даром. Ребенком она любила слушать истории о его приключениях, вымышленных и, возможно, истинных. А теперь вот он, герой. И он мог бы рассказать обо всем, если бы было немного больше времени. Нельзя отпускать его просто так!

— Подожди немного, предок! Присядь рядом.

Он произнесет пламенную речь у могилы короля. Наденет славные доспехи Альфадаса, если они придутся впору. Прежде чем войти, он говорил у входа в ее палатку с Беорном, знаменосцем. И ему удалось вселить мужество в этого сломленного человека. Кто знает, на что еще он способен? Он — Мандред Торгридсон, живая легенда. Понесет знамя Фьордландии снова на поле битвы за эльфов? Целое тысячелетие они были верными союзниками. И они должны быть в этой битве.

Люк выбрался на берег. Попытался сделать вдох, и его стошнило водой. Молодой человек испуганно огляделся по сторонам. Они ушли. Наконец-то. Долго еще рыцари с той стороны перевала искали выживших. Нашли ли они кого-нибудь, он не знал. И не знал, что его так сильно изменило. Он мог дышать под водой! Человек ли он? Когда его так изменили? И почему он этого не заметил?

Дрожа от холода, юноша выбрался на снег. Что теперь делать? Пойти обратно в теплую воду? Здесь его убьет холод. Одежду и доспех он снял на дне озера. Он не мог сказать, сколько просидел там. День? Больше? Он даже спал в воде, неподалеку от того места, где со дна пробивался горячий источник.

Люк нашел тело Эрека, когда искал место, где можно было незамеченным выбраться из воды. Эрек должен был вернуться к Гисхильде. Он был хорошим мужем.

Люк закашлялся. Слишком холодно. Он потрясенно оглядывал изменившийся пейзаж. Повсюду в снегу лежали крупные обломки скал. Он хотел встать и пойти к воде, но ноги отказались служить ему. Левое бедро посинело и опухло. Он припомнил, что его тошнило и он полз сюда. Очевидно, нога сломана. Что ж, придется теперь ползти обратно.

Он склонился и краем глаза оглядел местность. И вдруг застыл. Кто-то сидел на корточках на большом обломке скалы неподалеку от воды. Весь в белом. Его там не было еще совсем недавно.