— Ты мне не веришь?

— Разве у меня есть причины для этого?

Она сказала это с такой обезоруживающей открытостью, что Люк устыдился того, что спросил. Он пригнулся. Проход был очень узким. Стены сужались все сильнее и сильнее, словно в воронке. Скала царапала плечи. В лицо ему ударил пурпурный свет, изменяя все цвета. Пещера, в которой он оказался, была в форме большого неровного яйца. Из стен росли пурпурные кристаллы. Они росли настолько плотно друг к другу, что кое-где скала была даже не видна. Кто-то сделал ступеньки из камня, поднимавшиеся между кристаллами словно уступы. В центре стоял деревянный помост, на котором лежали меха и одеяла.

Люк осторожно поставил ногу на первый камень. Он выдержал его вес. Юноша медленно стал пробираться дальше и в конце концов поднялся по короткой деревянной лестнице на помост. Пещера была не очень большой. Примерно три на полшага. Большую ее часть занимала кровать.

Люк не мог сказать, откуда свет, благодаря которому светятся кристаллы. Пахло мехом, пролитым вином и потом.

Помост задумчиво скрипнул, когда он опустился на него. Потолок был слишком низким, чтобы он мог выпрямиться. Гисхильда догнала его.

— Здесь я мечтала о тебе, Люк. Когда сказали, что ты мертв, мой мир рухнул. Я пришла сюда, чтобы здесь, в пещере моих предков, вспомнить о своем долге и набраться сил. Но вместо этого я просто пряталась. Большую часть времени я спала. И видела сны о тебе. Теперь мои сны стали реальностью. Мои боги подарили мне тебя. Но я не знаю, благословение это или проклятие.

Люк чувствовал себя жутковато. Это место было слишком чужим! Было легко представить себе, что языческие идолы обладают властью. Точно так же, как и в розарии, в руинах неподалеку от его родной деревни.

Гисхильда положила правую ладонь ему на грудь, туда, где бьется сердце. Ее руки источали приятное тепло. В этом прикосновении было что-то успокаивающее. Он закрыл глаза и очутился на скалах, высоко над бухтой, где стоял на якоре «Ловец ветров». Там, где Гисхильда впервые поцеловала его.

Люк испуганно открыл глаза.

Губы Гисхильды коснулись его губ. Он отстранился.

— Не бойся. Это не магия. Ничего такого, чего тебе стоило бы бояться. Здесь пробуждается то, что мы несем глубоко в себе. Я знаю, что в твоем сердце нет ничего такого, чего нам стоило бы опасаться.

— А наша любовь, которая может разрушить королевство?

— Здесь нас видят только боги. Здесь мы свободны. — Она нахмурилась. — Что с твоими глазами?

Скачок ее мыслей сбил его с толку. Сначала боги, а теперь вот его глаза…

— А что с ними такое?

— Они выглядят иначе. В них появились серебристые искорки… Похожие на кристаллы в граните. Снаружи я и не заметила этого.

— Может быть, все дело в этом свете.

— Может быть. — Она продолжала пристально смотреть на него. Внезапно он почувствовал ее руки у себя на бедрах. — Я хочу тебя. Не знаю, что мне делать. Как я могу вернуться в Фирнстайн, к мужу? Я хочу остаться здесь. И я хочу, чтобы эта война наконец закончилась!

— А если ты откажешься от своего мужа и выйдешь за меня? Если отречешься от своих богов, война закончится.

— Я не могу! Они защищали мою семью. Мою страну! Если я отрекусь от них, то это все равно, что я убью их. Они существуют, пока есть люди, которые верят в них. Ты знаешь, что будет, если Церковь Тьюреда придет во Фьордландию. Они выжгут воспоминания о других богах. В Друсне я видела, как горят священные леса. Я буду сражаться за своих богов!

В ее глазах он увидел то, чего она не сказала. Она была полна решимости умереть за своих богов.

— С этого момента я буду рядом с тобой, какой бы путь ты ни выбрала. Возьми меня в свою гвардию, и я смогу постоянно быть рядом с тобой.

— Так не пойдет. Ты…

— Я клялся тебе быть твоим рыцарем. Я не сделаю ничего, что запятнает твою честь.

Она улыбнулась.

— Тогда тебе нельзя было появляться здесь.

Он хотел встать, но она удержала его.

— Я хочу, чтобы ты был здесь. Этот день принадлежит нам. Нашей любви. Потом я снова стану королевой.

Жиль поднял взгляд на стопку бумаги, возвышавшуюся на столе рядом с ним, и вздохнул.

— Вам нельзя так много работать, господин, — прошептал камердинер, подавая ему глиняный бокал с травяным настоем.

Старый гептарх принюхался. Фенхель, анис и тмин. Ему гораздо больше хотелось крепкого красного вина, но это не поможет. Если он решит идти спать, то, наверное, покурит трубку с опиумом, чтобы уснуть. Сейчас он еще не может позволить себе опьянение.

Снова перевел взгляд на стопку бумаги. Нужно хотя бы бегло просмотреть все, если хочешь быть в курсе того, что происходит в огромной империи Церкви. Если он отпустит поводья, то совсем скоро их подхватит кто-то другой. Таких людей, как Оноре и Тарквинон, более чем достаточно!

Жиль посмотрел на своего старого слугу. Рожер служил его семье более шестидесяти лет. Он мог безоговорочно доверять ему. Или же нет? Гептарх пристально посмотрел на старика. Искал признаки предательства. Не потеет ли? Не уходит ли от его взгляда? Немного не такой, как обычно? Почему сегодня Рожер так настаивает на том, чтобы он скорее выпил травяной настой? Что это — только забота? Или есть и другая причина?

— Ты сам готовил чай?

— Конечно, господин! Как и каждый вечер.

Жиль снова понюхал напиток. Аромат аниса перебивал остальные запахи. Рожер вел себя, как обычно.

Гептарх отпил. Было приятно чувствовать, как теплый чай спускается в желудок.

— Подложи еще немного дров в огонь, а потом можешь идти, Рожер.

— Ложитесь спать, господин.

— Не могу. — Жиль взял верхний лист из стопки. — Положи мне в постель теплый кирпич. Надоел холод.

Вот уже целый день лил дождь. Похоже было, что зима в этом году будет ранней. Правая рука Жиля вцепилась в поручни кресла. Левая, в которой он держал отчет о захвате орденского конвента в Штеенбергене, дрожала. Теперь судороги приходили продолжительными промежутками. Не так, как утром. Было ощущение, будто кто-то тянет через его чрево цепь с крючьями. Он посмотрел на дубовый стол с встроенным в него ночным горшком. Сегодня он провел на нем не один час. Это было унизительно! Он целый день не отваживался выйти из дому. Не смог принять участие даже в собрании гептархов. Он был слишком измотан.

Рожер тихо покинул комнату. Жиль осушил бокал с травяным настоем и посмотрел на огонь в камине. Почувствовал тепло на лице. Приятное тепло. Он представил себе, что оно проймет его до самых кишок и высушит понос. Хотя его врач утверждал, что это чушь, но что понимают эти шарлатаны? За все эти годы он не сумел вылечить его. Впрочем, настои, кровопускания и медицинские банки его не убили. Это уже кое-чего стоит, если подумать, какую цену платят некоторые из его братьев по ордену за искусство известных целителей!

Судорога прошла, и Жиль попытался сконцентрироваться на тексте. В Штеенбергене, в укрепленном конвенте, были расквартированы порядка двадцати рыцарей и чуть меньше сотни солдат. Они отказались передать помещение и перейти в орден Древа Праха. Дело дошло до настоящей битвы, во время которой часть города загорелась. Числа в конце отчета были ужасны. Выжило всего трое из Нового Рыцарства. Если же посчитать жителей, которые были убиты, число потерь возрастало до более чем семи сотен. А тонкие шерстяные ткани, которыми славился Штеенберген, этой зимой там производиться не будут, поскольку в числе сгоревших были и два склада суконщиков города.

Жиль раздосадованно положил отчет в стопку с рассмотренными бумагами. Глянул на конторку рядом с камином. Вообще-то он склонялся к тому, чтобы вызвать командора, ответственного за такое безобразие, в Анисканс. Но для этого ему нужно было подойти к конторке, чтобы написать примечание к отчету. Или позвать Рожера, чтобы он привел писаря.

Жиль вздохнул. А затем улыбнулся. Военная карьера этого халтурщика закончится не скоро. Спасли парня боли в животе.