Она обессиленно опустилась на колени, вытирая рукавом рот и нос. Может быть, кто-то пытается отравить ее? Уже третий раз за эту неделю день начинается таким образом. Может быть, ее карают боги? Может, она больна?

Половицы были ледяные. Это было приятно.

Обхватив колени обеими руками, Гисхильда покачивалась из стороны в сторону.

— Ты так часто напоминаешь своего отца, что мне трудно поверить, что ты и моя дочь тоже.

Королева испуганно обернулась. На помятой постели сидела ее мать. На ней был толстый меховой плащ.

— Подкралась как кошка, — проворчала Гисхильда.

Должно быть, Роксанна подошла неслышно, когда она стояла, склонившись над раковиной.

— Тут могло пройти целое войско, пока ты обнималась с умывальником. Тебе следовало бы открыть окно.

Гисхильда повиновалась. И рассердилась. Роксанна ей не указ! Она тоже заставляла ее выйти за Эрека. Не надо было их всех слушаться!

— Ты как Гуннар. Он был упрямцем и драчуном. Не проходит и дня, чтобы я не тосковала по нему. Известно ли тебе, что он был безнадежным романтиком? От фьордландцев подобного совершенно не ожидаешь… Его часто не было именно тогда, когда он был мне нужен. И я проклинала его. Но он никогда не обманывал меня. В глубине души я это знаю.

— Что ты хочешь мне сказать? — Последнее, что ей сейчас было нужно, — это нотации матери. Когда отступала тошнота, она была голодна, словно медведь после зимней спячки. — Ближе к делу! Я не люблю, когда долго ходят вокруг да около. Это у меня тоже от отца!

— Я думаю, что у тебя под сердцем наследник трона.

Гисхильда рассмеялась.

— Нет. Точно. Я сейчас не могу…

— Детей это не волнует! Каждый раз, когда я ждала ребенка, я чувствовала себя точно так же, как ты сейчас.

— Вчера я выпила слишком много.

— Думаешь, я тебя не знаю? Я знаю, что ты не пьешь много, когда ночью слишком долго совещаешься с ярлами в конюшне. Я стара, но совсем не слепа. И я слышала, как тебя тошнило вчера. Я стояла у двери и хотела войти. Сколько это уже продолжается?

— Я больна!

Теперь рассмеялась Роксанна.

— Да, это такая болезнь, которой болеют только женщины. И только те, кто путается с мужчинами.

Кровь прилила к щекам Гисхильды.

— Я замужем! Как ты можешь…

— Я тебе уже сказала: я стара, но не слепа. Не надо меня дурачить! Ты хоть знаешь, от кого он?

Гисхильда крепче обхватила колени.

— Я больна!

— Сколько?

— Больше недели. Почти две.

Роксанна покачала головой.

— Поверь мне, я знаю, о чем говорю. У тебя будет ребенок. В течение дня тебе бывает плохо?

— Иногда, — неохотно призналась Гисхильда. — Но чаще всего это бывает утром. И у меня такое ощущение, что все запахи стали сильнее. Иногда мне становится плохо от одного запаха некоторых вещей. Например, сыра…

— А от мокрого меха?

Гисхильда удивленно посмотрела на мать.

— Да.

Роксанна поднялась и погладила ее по голове.

— Ах, девочка моя… Что ты теперь собираешься делать? Сохранить ребенка?

Гисхильда закрыла лицо руками. Внезапно она почувствовала ребенком себя. Ей захотелось, чтобы мать покрепче прижала ее к себе. Она хотела забраться к ней на колени, как тогда, когда она была маленькой девочкой и не существовало таких проблем, которые мама не могла устранить.

— Если он будет слишком сильно похож на него, то это будет опасно для всех троих, — тихо произнесла Роксанна. — Я могу помочь тебе.

Гисхильда покачала головой. Она не может убить ребенка Люка! Действительно ли он от него? Прошло немногим более двадцати дней с тех пор, как он пришел к озеру Отраженных Облаков. Она задумалась о том времени, когда бежала в горы. О том, как часто ложилась с Эреком. Может быть, она зачала ребенка от короля? А потом лежала с другим мужчиной?

Роксанна опустилась на колени рядом с ней и прижала ее к себе. Внезапно Гисхильда поняла, что не может больше сдерживать слезы. Она обхватила мать, чего не делала очень-очень давно.

— Не обязательно принимать решение сегодня, Гисхильда. Но уже скоро придется сделать это. Долго скрывать ты не сможешь.

— Когда это произошло? — взволнованно спросила Гисхильда.

— Пять дней тому назад, королева. Я загнал трех лошадей, чтобы принести тебе это известие.

— Поднимись. Я не люблю, когда передо мной стоят на коленях. — Мальчику, которого она привела в тронный зал, не было и пятнадцати. — Где?

— Неподалеку от Альдарвика, госпожа. Они зашли во все хутора неподалеку от побережья. Все забрали. Но они заплатили за это.

«Что-то новенькое», — подумала она. Хотя в Друсне орденские рыцари иногда говорили о том, что ограбленным крестьянам все будет возмещено, оставляли даже залоговые свидетельства, насколько она слышала, никто не получил деньги по требованию.

Сигурд стоял рядом с ее троном.

— Началось, — негромко произнес он. — Так быстро. Я и не думал, что еще до зимы…

— Это было кораблекрушение, — перебила его Гисхильда.

— А что делал корабль с солдатами у наших берегов?

— Надо будет спросить у них. — Гисхильда испытывала облегчение от того, что это наконец началось. Сидеть в Фирнстайне и ждать, когда начнется вторжение, было не по ней. Боги сделали ей подарок.

При дворе стало невыносимо. Взгляды и перешептывания. Эрек… И как ни тосковала Гисхильда по Люку, она не отважилась сказать ему, что беременна. Бежать со двора — это хорошо. Нужно привести в Фирнстайн несколько закованных в цепи рыцарей ордена. Как только снег загонит ее подданных в дома, будет лучше, если станут говорить о смелом ударе королевы, чем если люди день за днем будут спрашивать себя снова, когда же начнется война.

— Ты же не можешь просто…

Гисхильда поднялась с трона. В этот день она надела доспехи. Тут же все разговоры стихли.

— Сигурд, я очень ценю твою службу, — резко сказала она. — Но не смей отдавать мне приказы. То, что я могу и чего не могу, не в твоей власти!

— Но, госпожа…

— Довольно! Я возьму нескольких эльфов и Алексея с его людьми-тенями.

Уже несколько столетий не было такого, чтобы король Фьордландии выезжал без сопровождения своих мандридов. Но Гисхильда хотела наконец почувствовать себя свободной! Вся ее личная гвардия знала ее позорную тайну. Она просто не хотела, чтобы они были рядом, равно как и Люк, и Эрек. И если ей повезет, боги сами примут решение относительно ребенка. Это будет тяжелый поход. Каждый день может выпасть первый снег и сделать дороги непроходимыми.

— Мы выезжаем через два часа. Пригласите ко мне Юливее и Алексея! Посадите мальчика к огню и дайте ему теплого супу. — Она отчетливо представляла себе, что нужно сделать. Она — воительница. Она не создана для двора.

Фингайн сидел на корточках на крыше роскошного склада. На протяжении нескольких столетий он пытался понять людей. Когда речь шла о фьордландцах, он был уверен в том, что они мыслят хотя бы примерно так же, как эльфы, но эти…

Под ним возилась необозримая толпа черни. Сновали уличные торговцы с нанизанными на палки кренделями, продавцы воды и люди, которые продавали клочки власяниц тех пяти мужчин и двух женщин, которые сегодня расстанутся с жизнью. Рубашки приговоренных действительно были разорваны. Со своей крыши Фингайн хорошо видел всех семерых. Но сомневался в том, что маленькие клочки, которые так хорошо продавались, действительно от рубах пленников. Ему было известно, что всегда найдется достаточно людей, которые не побрезгуют аморальными сделками. Что было особенного в том, чтобы владеть клочком рубахи, было ему непонятно.

Какой-то скоморох подошел к одному из приговоренных. Мерзким голосом затянул песню о рыцарях Древа Крови. Текст песни был так же абсурден, как и все происходящее. Этот певец утверждал, что рыцари предавались блуду с эльфами и втайне объединились с Другими, чтобы убить гептархов Анисканса.