По щекам Доллис, посверкивая, скатывались слезинки, теперь она пела с закрытыми глазами. Миль уже не глядела на Доллис — она так же, с закрытыми глазами, вслушивалась в голос, которого у неё самой никогда не будет, но пел этот голос и за неё, безгласную, тоже…

В конце концов Доллис покинула сцену — и на этот раз никто не посмел ни сменить её там, ни попросить вернуться, потому что она, собственно, не столько ушла, сколько убежала…

Миль тоже чувствовала себя так, что хоть беги ищи уголок, чтобы выплакаться — слишком уж точно попадали эти песни на её житьё-бытьё. Кем бы ни был автор (или авторы), он откуда-то ведал больше, чем должно… А вот любопытно, такое возможно удачно вообразить или всё-таки автор сам через всё это прошёл?…

Рольд протянул руку с платком — стереть с её щеки следы нечаянной печали:

— Впервые слышу эти песни — надо будет узнать, откуда они у неё…

«Девочка взрослеет — взрослеют и её песни…» — в рассеянности Миль позабыла воспользоваться клавиатурой, спохватилась, вскинула испуганный взгляд на Рольда — заметил или нет — и попалась, утонула в его глазах… Когда он отпустил её взгляд, Миль отпрянула, прижав пальцы к губам, которые ещё помнили вкус его поцелуя, как и шея её помнила нежность его ласки… В висках стучало, покалывало кончики пальцев и что-то яро вскипало в крови, а смущённый Рольд покаянно склонил голову:

— Сам не знаю, как это вышло… Никогда себе не позволял… Не то, чтоб мне этого не хотелось, но не против же твоей воли… прости… — он осмелился поднять глаза, и, наверное, вид у неё был жутковат, потому что Рольд начал бледнеть, пытаясь одновременно и встать, и вжаться в спинку дивана, на котором сидел…

Теперь уже он не мог отвести взгляда, как ни старался… По всему залу, взметая мусор, раздувая одежды и лохматя причёски, раскачивая светильники и даже опрокидывая лёгкую мебель, гулял невесть откуда взявшийся мощный сквозняк, мигало освещение, декорации на сцене превратились в бездарную, хаотичную путаницу пятен… Люди громко возмущались, удивлённо заслонялись руками, пригибались, старшие мальчики прикрывали собой младших и немногочисленных девочек…

Миль опомнилась, отпустила Рольда — он осел на диване, хватая ртом воздух и крепко зажмурясь — посмотрела на свои руки: кончики пальцев голубовато светились, подсвечивая снизу её лицо и отражась в расширенных, сразу ярко зазеленевших глазах. Оглядев творящийся непорядок, Миль вдохнула, потянув на себя царящее в зале возбуждение, и ветер стих, ровно загорелись светильники, заработала, как положено, всякая техника…

Хмуро взглянула на Рольда: он уже оправился от неожиданности и взирал на неё с почтительным ужасом и восторгом.

— Вот это да… — произнёс он. — Слышал про «дикую» кровь, но чтоб такое… Теперь понятно, чего от тебя Контролю нужно…

«И ты меня прости. Со мной такое тоже впервые…»

— Да ладно, мне даже нравится. Никогда ничего подобного не видел…

«И, надеюсь, больше и не увидишь. Для твоей же пользы. Ты бы, кстати, поосторожнее. Судя по всему, ты и сам не чистых кровей».

— Я-то? — он горько усмехнулся. — Чистокровный «дикарь». Натурализован почти младенцем, своих и не помню…

«Тогда тебе возле меня находиться надо поменьше, а то как начнёшь вдруг мутировать… на радость Контролю всеблагому и всеведущему».

— Ну да, вот так вдруг и начну! — недоверчиво хмыкнул он.

Миль коварно улыбнулась:

«А ничего, что ты меня ни с того, ни с сего слышать стал?»

Рольд опять начал резко бледнеть, потом краснеть, потом пошёл пятнами и вытаращил на неё глаза. Миль склонила голову набок. Горло у него перехватило, он не то, чтобы говорить — дышал с трудом.

«А… ты… я… нет…» — менто его было сбивчивым, но вполне отчётливым.

«Ну, какой прогресс… Поздравляю. С такими темпами тебе в Городе очень скоро станет совершенно нечего делать. Разве что научишься держать себя в руках, а то это, как видишь, — Миль посмотрела на свои светящиеся пальчики, сжала кулачки и спрятала их в карманы, — очень и очень непросто».

Она встала — Рольд тоже поднялся:

«Где там обещанная комната?»

— Я провожу.

После такой встряски да плюс внеплановая подпитка от большой группы людей — заснуть не стоило и пытаться. Во всяком случае, не прямо сейчас. Миль рассеянно послонялась по комнате и пристроилась погреть задом подоконник. Рольду же уходить явно не хотелось. Потоптавшись у дверей, он попросил разрешения остаться.

«Да конечно — проходи, садись, где удобней, — кивнула Миль. — Всё равно я чувствую себя обязанной хоть как-то помочь тебе на первых порах. Раз уж так получилось…»

«Сам напросился, — подумал он «про себя». — Угораздило же… убить меня мало…»

«Ладно тебе каяться, — утешила она. — Поздно. Делай выводы — и живи дальше».

Рольд вздрогнул — и ещё долго будет вздрагивать, бедняга. Он пока никак не был готов к тому, что его мысли слышат. Миль посочувствовала. Надо срочно учить его блокироваться.

«А ты не хотел бы вернуться к родственникам? В Городе тебе одному будет очень хреново… э-э… худо. Ты невольно станешь искать кого-то, кто сможет тебя услышать, а здесь не так мало латентных мутантов, которые, как и ты, не готовы узнать о себе такую новость и принять её. Мы, например, больше всего боимся, что новичок в ужасе побежит к врачам и сдаст не только себя, но и того, кто с ним мысленно поговорил».

«Я… не знаю, как меня там примут, и примут ли вообще… Боюсь, я не сумею жить там… Но я об этом подумаю», — решительно закончил он. И явно задумался тотчас.

Рольд, в отличие от Джея, который тоже когда-то прошёл через всё это, испуган не был. И новое в себе принял легко: мысленная речь его оказалась чёткой, хотя и переполненной эмоциями. А когда Миль объяснила ему принципы блокировки, защиту выставил уверенно и сразу. Да он всегда как-то приблизительно так и делал — объяснил он. Сколько себя помнит. Только был уверен, что так же поступают все окружающие… Собственно, у него в роду так и должно обстоять: если все вокруг телепаты, то каждый обязан уметь «молчать» и «закрываться» от окружающих. Это рефлекс.

«Вот почему мы не услышали его в прошлые разы: у него врождённые навыки! — восхитилась Миль. — Какое всё же свинство со стороны Контроля изымать детей из Диких Племён!»

Сильный в менторечи, во всём прочем Рольд ничем не выделялся. Тоже знакомая ситуация. Одна-две уверенные специализации — не распыляясь ни на что другое. И это правильно. Природа ведь не дура. Универсальность редко бывает полноценной, следовательно, подобный разносторонне недоразвитый индивид оказывается неудачлив в жизни и в итоге не выживает. Куда лучше быть сильным в чём-то немногом — чем слабым во всём сразу…

И понятно, почему выжил род Рольда: с такой способностью вызывать к себе влечение любой приглянувшейся особи противоположного пола трудно не закрепляться в генах от поколения к поколению…

«Между прочим, ты тоже не промах в умении быть привлекательной», — ехидно заявил между тем Рольд.

«То есть?!» — осторожно спросила Миль. Вроде она косметикой не пользуется, нарядами тоже не блещет. И вообще — в зеркале ей в последнее время такие ужасы демонстрируют… Замарашка и замухрышка, как отозвалась о ней незабвенная Хейла. Да… Вот кто блистал так блистал…

«А то и есть. Может, конечно, я и ошибаюсь, но от тебя, госпожа моя, порой трудно отвести взгляд. Очень трудно, — подчеркнул он. — Нет, я не преувеличиваю. И это твоё свойство, по-моему, со временем только усиливается. Ну, насколько я могу судить по итогам наших с тобой… одна, две, три… четырёх встреч. Вспомни-ка, как реагируют на тебя мужчины. Все. Любые».