А тут этот… Горный Князь торчит, буквально отсвечивая, руки в боки, взгляд испытующ и пристален… но непонимающ.

«Я имею в виду, что намерена позагорать. Без покровов. И без свидетелей. А тот факт, что ты, гостеприимный хозяин, похоже, уже имел возможность лицезреть мою худобу во всём естестве, не означает, что так будет и впредь. Изволь оставить меня одну, или тебе заняться больше нечем? — сорвалась она на открытую грубость, но сдерживаться было всё труднее — её уже слегка мутило от предвкушения и слабости. — Извини…»

Он только бровью шевельнул.

— Извинения приняты. В свою очередь тоже извиняюсь — я просто хотел бы ещё поговорить.

«Да-да, конечно… чуть позже… — нетерпеливо отмахнулась она. — Вечером я в твоём распоряжении. Иди уже, а?»

Он коротко кивнул и наконец-то оставил её одну.

«Если что-то понадобится, просто скажи, и тебе всё принесут», — глуховато донеслось до неё сквозь толщу камня.

«Единственное, что мне нужно — это чтобы Бену не причинили вреда…» — выпутываясь из складок покрывала, с тоской обронила она, не надеясь на ответ…

Но из глубин Горы пророкотало:

«Я слышал».

В здешнем климате жара начиналась вскоре после восхода, так что камень весь день (и, похоже, большую часть ночи) оставался тёплым, как лежанка на русской печке… Но даже когда он раскалился, жара не мешала Миль. Воды у неё имелось достаточно, времени тоже в избытке. Солнце — вот оно. Ничто и никто не отвлекало от собственной персоны. Чем ещё заниматься, как не поправкой здоровья…

Заглянув в свои недра, Миль ужаснулась. И срочно принялась наводить порядок. Темнота понемногу уступала, сдавая позиции. Тратить силы, так уж с отдачей… Миль трудилась так, что не столько отдохнула за долгие часы «безделья», сколько устала. Но внутренний резерв пополнила — не идеально, хотя и неплохо. Ей даже удалось подцепить диктатом мохнатую ночную бабочку, в ожидании сумерек притаившуюся под ближайшим булыжником, и отправить её в путешествие по Горной Крепости. Или, если угодно, по Горному Замку. Маленькая посланница, ведомая призрачным воспоминанием об аромате горячего хлеба, долго спускалась, мчась по коридорам и переходам — вниз, вниз, всё время вниз… Минуя смутные силуэты обитателей и обитательниц Горы, наконец-то встреченных крылатой вестницей, но так и не рассмотренных — некогда, некогда… да и масштабы бабочкиного восприятия не давали Миль оценить внешность людей правильно… Вот уже и окна изчезли, и всякий намёк на роскошь пропал, голые стены и простые каменные полы со следами грубой обработки освещались лишь тусклым свечением потолка… Зрение у бабочки было слабенькое, зато обоняние прекрасное — она не теряла путеводную ниточку запаха даже тогда, когда сама Миль не была уверена, что чувствует его…

…Если бы бабочка и заблудилась в серых каменных лабиринтах, то начавшие попадаться на её пути вооружённые мужчины несомненно послужили бы вехами на пути к камере, где спал — да, как ни жаль! — крепко спал Бен. Незамеченной пропорхнув мимо охраны, бабочка покружила в полумраке слабо освещённой каморки и присела на его светловолосую макушку, пошевелила мохнатыми антеннами, перебралась на лоб, на щеку, старательно потопталась по его носу… Но увы — щекотанье её лёгких лапок не смогло разбудить спящего…

Здесь, снаружи, солнце уже катилось к закату, Миль тихо задремала в ласковых янтарно-оранжевых лучах… И тогда, наконец, оказалась рядом с Беном — на этот раз в его сне: ему снился так долго пустовавший морской пляж возле их дома… Едва Миль ступила босыми ногами на белый горячий песок — Бен радостно обернулся, протягивая руки, и Миль, смеясь, побежала навстречу…

Но тонкая ткань сновидения расползлась в клочья от ворвавшегося в него грубого бормотания. Вздрогнув, Миль вернулась на вершину Горы, где и протёрла слипавшиеся глаза: из тёмного зева портала, ведущего с террасы на верхний этаж, торчала, добросовестно отводя взгляд в сторону, чья-то темноволосая, довольно лохматая голова и что-то невнятно произносила себе под нос.

«Что ты сказал?» — спросила Миль, снимая блокировку.

Бормотание сразу обрело внятность:

«Горный Вождь Гийт арн Хорон спрашивает гостью, хорошо ли она провела время и не разделит ли с ним ужин».

На этот раз звуковая речь сопровождалась ментальной, и Миль вместе с приглашением получила изображение накрытого стола и нарядного зеленоволосого Гийта.

«Почему же он не спросит сам?»

«Он спрашивал, но не получил ответа».

«А, да, действительно, я же «закрывалась»… Можешь передать Вождю, что я благодарна за заботу и приму приглашение, если найду, во что одеться.»

Из-за толщи горной породы вместе с порывом зимнего холодка донеслось краткое:

«Я слышал», — сказанное низким, с придыханием, голосом.

Обладатель чёрных лохм поднялся по пандусу и выбрался из портала целиком. Смотрел он по-прежнему в сторону, и Миль, сообразив, наконец, в чём дело, встала, закутываясь в покрывало, и прикрыла наготу. Но не успела сделать ни шагу: здоровенный лохматый посланник тут же подцепил её, и, перехватив поудобнее, двинулся в обратный путь. Нёс он её под мышкой, как носят тяжёлые предметы.

«Отпусти меня сейчас же, я сама пойду!»

«Сказано — отнести».

«Да я сама могу! Вот увидишь! Отпусти!»

Лохматый остановился, помолчал и поставил Миль на пол. Она принялась поправлять сбившееся покрывало.

«Приказано отпустить и проводить. Пошли», — ухватил Миль за запястье и потянул за собой…

Долгий день под ничем незамутнёными лучами яркого горного света почти полностью восстановили энергопотенциал, изрядно растраченный в сражении у ручья и сильно подтаявший, когда Миль добровольно сбрасывала энергию, а потом отходила от укола парализатора. Но одолеть тот путь, который она прошла, влекомая за руку лохматым сопровождающим, оказалось не так-то просто. Переходы, коридоры, повороты, спуски, подъёмы, исчезающие стены… — Миль сильно подозревала, что её морочат, просто запутывают, чтобы она не смогла здесь сориентироваться, если вздумает сбежать.

Провожатый шёл достаточно быстро, и Миль едва не падала от усталости, когда он наконец-то остановился перед глухой стеной, которая, хотя он и не сделал никакого движения, с чуть слышным шорохом ушла в сторону. В спину подтолкнули, и Миль, невольно шагнула вперёд, в ярко освещённое помещение. После приглушёного света коридоров этот свет слепил, и она заслонила глаза рукой.

Лёгкий шорох за спиной сообщил, что плита встала на место. Щурясь, Миль обернулась — проводник не последовал за ней. Постояла, озираясь в растерянности, отметила, что в помещении преобладает зелёный цвет, а когда глаза совсем освоились, слегка обалдела: оказалось, что все стены и даже потолок оплетены чем-то вьющимся и цветущим… а прохладное покрытие пола — не что иное как трава, очень короткая, очень упругая и очень зелёная, и стоять на ней босяком — необыкновенно приятно… Хотя и слегка щёкотно… А вот невидимые за всей этой зеленью источники света могли быть только искусственными…

Попривыкнув, Миль принялась с восторгом разглядывать всё это волшебство. Ей бы никогда и в голову не пришло, что пол необязательно должен быть твёрдым и мёртвым… То есть, под живым ковром, разумеется, камень, но ноги-то наслаждаются травкой…

«Его, вероятно, поливают водичкой!» — восхитилась она, медленно ступая по траве.

«Именно так. Мы рады, что тебе здесь нравится», — приветливо отозвалось чьё-то менто. Женское. С сильным сладким ментофлёром то ли ванили, то ли корицы… Что почему-то поразило Миль больше, чем живой интерьер внутри горы. До сих пор все слышанные ею ментоголоса были только мужскими.

«Мне очень нравится, — ответила она, оглядываясь в поисках собеседницы. Где-то близко, в этих зарослях… — Никогда не видела ничего подобного! Всё это, вероятно, требует постоянного ухода?»

«Никакого особого ухода не нужно. Раз в день поливать водой. Раз в месяц вносить подкормку. Растительность эта неприхотлива, живёт годами. Ну, конечно, приходится иногда удалять старые и заболевшие растения. Зато простор для любителей всяческой экзотики и экспериментов. Кто-то ровно подстригает свой ковёр. Кто-то предпочитает буйные заросли. Кто-то любит цветущие ковры, кто-то наоборот. Есть моховые покрытия, есть пружинящие и жёсткие. Сама всё увидишь, если захочешь…»