Голос её звучал всё так же чарующе. Его хотелось слушать, что бы она ни говорила, хотелось, чтобы она не умолкала как можно дольше…

Бен поднял брови:

— Прекрасная госпожа помнит моё имя… — и слегка поклонился: — Какая честь. Чему мы обязаны удовольствием вас видеть?

— С каких пор мы на «вы»?

— Ладно. Так чего тебе надо?

— Ничего, — пожала плечами она.

— Хочешь сказать, что все эти встречи случайны? Тогда мы пойдём.

— Да что мне от вас может быть нужно… Просто хотела поближе рассмотреть твою…

— Мою жену? Зачем?

— Так вы уже женаты?

— Почему бы и нет?

— Действительно, — хмыкнула красавица.

— Слушай, разве я тебя чем-то обидел? Если так — готов принести извинения. Но ты ведь вроде тоже собиралась замуж, и, как мы оба помним, не за меня?

— Всегда успею… — рассеянно отмахнулась она. И попыталась заглянуть за его плечо — он шагнул, не позволяя ей этого. — Значит, эта вот замухрышка — твоя жена? — дивный голос её сочился сарказмом. — Прими мои поздравления. Достойная партия… А позволь полюбопытствовать, что ты в ней нашёл? Кроме её гривы… И та ведь — попытка угнаться за модой?

Миль невольно фыркнула… У самой Хейлы хватило вкуса избегать этого поветрия.

— Не смей обижать мою жену.

— Ха — а её возможно обидеть? — фыркнула Хейла и тихо ахнула, когда Бен, недобро сузив глаза, крепко взял её за запястье:

— Хватит, я сказал.

С трудом отняв руку, на которой остались следы, Хейла вздёрнула бровки:

— Да пожалуйста. Но всё-таки ответь, почему — она? Что, разве…

— Хочешь объяснений? — прервал её Бен. — Изволь, раз настаиваешь. Ты разумеется, безупречна. Красивей. Выше. И так далее. Мечта, а не женщина. Такой женой можно только гордиться, если повезёт…

Хейла холодно улыбнулась.

— Вся беда в том, что я люблю её, а она — меня, если ты понимаешь, о чём я. И она никогда не предпочтёт мне никого другого. Понимаешь? Хотя у неё такой же большой выбор, как у всех женщин твоего класса.

— Как! У неё, у этой… — Бен коротко глянул ей в глаза, и она запнулась. — Так у неё белый статус?!

— Да будь он чернее ночи, я всё равно любил бы её такой, как она есть.

Хейла вытянула шею в ещё одной попытке разглядеть Миль, и опять Бен воспрепятствовал.

— И она совершеннолетняя?

— Ты меня разочаровываешь.

— А, ну да, кто бы иначе вас поженил… И раз я вижу вас здесь, а до того в клинике…

— Правильный вывод.

Улыбка Хейлы окончательно скисла.

— И поэтому, Хейла, ты оставишь нас в покое. Ни она, ни я — мы не сделали тебе ничего плохого. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — нехотя признала она, думая о чём-то своём.

— И ты оставишь нас в покое, не так ли?

— Так, так, — рассеянно отвечала она, небрежно взмахнув пальчиками.

— Я очень тебя прошу. Хочешь, познакомлю со службистами Контроля? Все как на подбор, с белым статусом, обеспечены, идеально здоровы, красивы — всё, как ты любишь… Любой будет счастлив на руках тебя носить…

— Позволь мне самой решать свои дела, — Хейла резко вскинула голову, раздувшиеся крылья её идеального носика побелели.

— Разумеется. Я только хочу. Чтобы ты. Оставила. Нас. В покое, — медленно, раздельно повторил он.

— Как же сильно ты этого хочешь! — глянула она исподлобья.

— Настолько сильно, насколько это возможно. И этого же хочет Закон.

— Вот как, — улыбнулась она одними губами. — Ты мне угрожаешь?

— Я?! Когда?! — ответил зубастой улыбкой Бен. — Хейла, я всё-таки мужчина, и угрожать женщине, тем более столь восхитительной, как ты — извини, разве я так дурно воспитан? И всё, чего я хочу…

— …Это чтобы я — оставила — вас — в покое, — с расстановкой вместе с ним произнесла Хейла. — Да-да-да… Что ж, ты меня убедил, так и быть.

— Благодарен безмерно, госпожа. Всегда буду вспоминать вас с восхищением. А теперь, если вы не возражаете, мы вас оставим. Всего хорошего.

— И вам того же.

Бен откланялся, быстро развернулся и, подсознательно держась между Хейлой и Миль, подгонять которую не было нужды — она шла быстро, держа спину очень прямо, а голову — высоко вздёрнутой — сопроводил жену к парковке. Он напряжённо ждал скандала или как минимум неприятного разговора. Но в машине Миль только положила ладошку на его руку.

«Расслабься уже. Ну? …Это на ней ты надеялся жениться? Она производит впечатление».

— Да у меня всё равно никогда не было и полшанса. Но прежде-то и я считал её красивой… где были мои глаза…

«А ты не заглядывай внутрь. Любуйся вывеской. Как и прежде».

— Да сдалась мне она… вместе с её вывеской. Как и я — ей.

«Так чего ж ей тогда…?»

— Ну, как же — мне же полагалось долго мучиться, публично страдать, орошать скупой слезой её порог, злобно завидовать приближенным к телу, бить более удачливым соперникам морды, мастурбировать, глядя на милый сердцу образ… короче — жить насыщенной событиями жизнью. Вот это было бы правильно. Тогда я ни для кого не представлял бы никакого интереса. И у её подруг-соперниц не было бы повода её уколоть. Для них это образ жизни, спорт, хобби, искусство…

А я мало того, что молча ушёл, когда прогнали, но и посмел предпочесть другую, почти тут же ухитрился втихую жениться, да ещё и не с отчаяния, а по зову сердца. Если бы ты родилась горожанкой, то просто из солидарности должна была бы меня отшить. А так… это непростительно. Теперь понимаешь?

«А разве бывает так, чтобы сотни мужчин любили одну женщину?»

— Если на тысячу мужчин приходится десяток-полтора женщин, а из них — от силы половина белого класса, то они будут боготворить не только красавицу Хейлу, а и просто любую женщину, хотя бы за то, что она есть.

«Кошмар какой-то, — покачала головой Миль. — А у нас женщин больше, чем мужчин… не настолько, правда».

— Всё никак не могу себе этого представить… В интересном мире ты родилась.

«Этот мир тоже… интересен. Как вы ещё не вымерли… да помню-помню, — вскинула она ладошки. — Неудивительно, что Город лихорадит…»

Состояние у обоих было слегка взвинченное, как после небольшой драчки, и кафе-ресторанчик, в котором они должны были встретиться с Джеем, Бен разыскивал с определённым энтузиазмом. Стоянка для транспорта располагалась несколько неудобно, но «Призрак» они туда всё-таки приткнули, и — вот он, искомый прозрачный фасад с извивающимся по нему хвостато-крылатым чудищем. Чудище игриво поводило глазищами и, глумливо ухмыляясь, время от времени отпивало что-то пузырящееся из зажатого в когтистой лапе бокала.

— Краса-а-вец… — одобрил Бен.

Миль, скорчила гримаску, передразнив рептилию. Бен выпятил губу и забраковал:

— Не, не похоже… Он натуральнее. Тренироваться и тренироваться… и начать немедленно, — кивнул он на вход.

«Да, мне же нельзя то, что он потребляет…»

— Ну и не завидуй, а то у беременных может отрасти всё, что угодно. Хвост, например… Зачем мне хвостатая жена?…

Развлекая друг дружку таким образом, они заняли угловой столик у окна, откуда хорошо обозревался весь полупустой зал, занятый в основном сдержанно веселящимися старшекурсниками. Подростки явно чего-то или кого-то ожидали, поглядывая на выход.

…Хозяин, любезничавший с молоденькой красоткой прямо за стойкой, являлся, видимо, по совместительству и барменом, и официантом. Оставив амуры, он поспешил обслужить гостью лично. Высветил на столешнице меню, согнулся в вежливом полупоклоне и порекомендовал лучшие блюда, особо похвалив рыбу, которую, правда, подвезут только через полчасика, зато свежайшую, так что, если господа никуда не торопятся…

Миль замотала головой, сделав большие глаза: как раз рыбу она в последнее время терпеть не могла…

— Что, нет? Жаль, наш повар готовит её просто уникально… — огорчился хозяин. — Ну… ещё будут свежие фрукты и мясо жваков. А из готового есть наши фирменные постные фрикадельки.

— Хорошо, давайте ваши фрикадельки. И фрукты, как только появятся. И вот это… всё — на троих. Десерт — попозже.