Рольд смотрел на ушедших в творческий транс парней с гордостью и любовью, ревниво поглядывая на гостей — как им, осознают ли, насколько хороши его ребята? И довольно усмехался: впечатлились все, не только Миль… та вообще в откровенном восторге, повлажневшие глаза блестят, дыхание неровное… Вот она мельком взглянула на Рольда и… он поймал этот взгляд, то есть буквально поймал — задержал на себе. Как ему это удавалось, Миль не поняла, но добрую минуту она смотрела прямо в его глаза, не в силах, да как будто и не желая отвести взгляда. Удивлённая, она попыталась «позвать» Рольда, надеясь, что он ответит… Но он не отозвался. Значит, менто он не владеет?

«Зато он, похоже, владеет чем-то другим, — сказал Бен, с которым она поделилась наблюдениями. — Возможно, это что-то родственное менто, а возможно — это просто очень сильное чувство сильного мужчины… Нет-нет, Миль, я не имею в виду, что ты имеешь к нему влечение, — торопливо возразил он в ответ на её справедливое возмущение. — Но что он тянется к тебе, это факт. Осознаёт ли это он сам… — пожал Бен плечами. — Держится вполне прилично, и пока ничем себя не выдал. Честный парень. А ведь он из тех, за кем женщины будут ходить табунами… если уже не ходят», — усмехнулся он.

«Так это что — он покоряет их вот так, взглядом?» — фыркнула Миль.

«Тебе лучше знать, — опять усмехнулся Бен. — Нас с Джеем он такими взглядами не дарил».

Миль слегка порозовела…

Композиция тем временем закончилась, зал зашумел, задвигался, вспомнил о тарелках с едой. Кто-то выкрикнул:

— Доллис!

И зал подхватил:

— Доллис! Доллис!

— Спой, Доллис!

Доллис не заставила себя упрашивать, поднялась со своего места, оглянулась на Рольда, он кивнул ей. Она повернулась к залу и помахала над головой руками:

— Я иду!

Публика удовлетворённо взревела и стихла. Доллис, пройдя к эстраде, вскочила на возвышение, повернулась к залу, соединила ладони:

— Ну? Что вам спеть?

— «Скитальца»!

Она засмеялась — видимо, это песня традиционно была первой:

— Хорошо! — а вступление уже зазвучало — посвист ветра, шум набегающих волн, крики птиц, шелест дождя…

Доллис опустила голову, напевая без слов… Ненавязчиво наметилась мелодия, оттеняя девичий голосок, неожиданно сильный… Мелодия становилась громче, вместе с ней набирал уверенность голос, живой, трепетный, с хрипотцой, то низкий, то вдруг взлетающий ввысь и звенящий там… Но вступление закончилось, Доллис подняла лицо и заговорила-запела:

Миль вдруг забыла и о Бене, и о Джее, и о том, где находится. Закрыла глаза, отвернулась от всех… Песня что-то тревожно цепляла глубоко внутри, открывала прямо перед ней провал, чёрную пустоту без опоры под ногами… Это её несёт ветер, мотает по пространству… Холодно… пусто… одиноко… тоскливо…

Доллис под завывание ветра и шорох песка закончила… В зале стояла тишина. Бармен позабыл о бокалах. Стоял, обняв свою молоденькую подругу, тесно прижавшуюся к нему… Вышедший из кухни мужчина в белой форме — видимо, тот самый «уникальный» повар — оперся о стойку и смотрел, смотрел на Доллис…

А Доллис тряхнула чёрной гривкой, топнула ногой — многие вздрогнули:

— Эй, да вы совсем приуныли? Пустяки, ребята! Жизнь идёт вперёд, и нам с ней по пути, даже если она идёт по кругу! Споём-ка «Дракончика»?!

— Споём!! — ответил зал.

Доллис взмахнула рукой, ансамбль повёл мелодию:

Зал дружно подхватил — и аж стены дрогнули:

— Наш «Весёлый Дра-а-кон»!!!

Бармен, он же хозяин заведения, цвёл и разводил руками, кивал и кланялся, а Доллис продолжала:

Куплетов было много, некоторые сочинялись тут же, на ходу, авторы поднимались то в одном конце зала, то в другом. Общий хохот, сотрясая стены, сопровождал особо пикантные произведения, за которые исполнитель тут же получал по шее — в присутствии дам, как ты мог, паршивец! — но в общем всё шло отлично, молодёжь веселилась, хозяин и его помощники сновали между столиками.

Бен и Джей хохотали вместе со всеми, Рольд сдержанно улыбался, скрестив на груди руки — такие концерты были привычной частью его повседневной жизни.

Закончили «Дракона», Доллис сошла с эстрады отдохнуть, отыскала глазами Рольда и направилась прямиком к нему, прихватив где-то по пути стул. Она устроилась рядом, уверенно не столько потеснив, сколько украсив застолье своим присутствием. Её место на сцене тут же заняли другие — ребята развлекали друг друга, как могли, и получалось это у них великолепно, имелись свои любимые изюминки, которые не надоедали, к тому же каждый, как мог, старался с разной степенью успеха разнообразить ассортимент…

Смотреть на яркую красу Доллис было действительно приятно, и Миль с удовольствием не только смотрела, но и зарисовывала, надеясь ухватить и перенести на бумагу впечатление лёгкого мерцания, которым, как казалось, искрились карие глаза в обрамлении густых тёмных ресниц, от мягких ямочек на округлых румяных щёчках, от рассыпавшейся гривки чёрных волос, ровно подстриженных у плеч… и никакой косметики! Ну, разве что немного блеска на припухлых губах, от природы почти вишнёвых… и очень улыбчивых.

Доллис, давно привычной к чужому любованию, это внимание ничуть не портило аппетита, она с удовольствием лакомилась фруктами, вполглаза следила за происходящим на сцене, готовая к следующему вызову, и откровенно льнула к Рольду — в полной уверенности, что влечение вполне взаимно… совершенно не замечая, что с её приходом он сразу подобрался, построжел, стал более молчаливым. И совсем перестал смотреть на Миль…