– А, простите, Хрущев как же? – перебил Виктор, ошарашенный этой новой социальной геометрией.

– Хрущев? Хрущев говорил, что он строит коммунизм. На самом деле он выращивал химеру в виде потребительского общества, которое переплюнет Америку по мясу и холодильникам и которое должно питаться соками идей всеобщего равенства и братства. Братство потребиловку не оплодотворило! Поэтому мы смотрим на реальные интересы людей. Сейчас не пятидесятые, и мы уже не можем так опираться на крестьянские привычки к общему труду, как вы это видели во второй реальности. У нас население уже съехало в города, изменило жизнь, приучено к потребительскому мышлению. Поэтому мы и должны использовать это потребительское мышление, но, Виктор Сергеевич, не давать ему принимать ваших уродливых форм и не культивировать его развитие дальше. Мы ищем разные формы, как возвращать обратно народу созданные им ценности.

Веничев налил себе в стакан негазированной «Брянской минеральной», проглотил залпом и продолжал:

– Через кооперативы, через государственные акции, через централизацию финансов и кредита, через участие рабочих в управлении, через изменение стиля управления и выдвижения управленцев; разными тропинками и дорогами идут наши люди к будущему, но идут они ради себя, ради семьи, соседа, родных и близких, чтобы каждый видел, как это нам же нужно, а не политическому руководству. А как назовут – пусть историки думают.

– Хм, а что же тогда нужно политическому руководству?

– То же, что и вам. Вы работаете с заказчиками – и руководство работает с заказчиками, с обществом. Основной заказ – борьба с угрозой социального расизма, внешней и внутренней.

– Извините за наивный вопрос: а что же тогда, коммунизм, выходит, возможен с любого момента? И даже в нашем обществе?

– Должен быть с любого момента. Иначе какая же это теория?

– Постойте, это как же… Должна же быть какая-то сознательность, чтобы давать бесплатно…

– Да поймите же, наконец, коммунизм не в том, чтобы бесплатно давать, а в том, чтобы отнятое возвращать. По справедливости и, что важно, без лишних жертв. А бесплатность – это надо изучать, как меняется общество, мотивация людей… Впрочем, как вы заметили, троллейбусы у нас все же бесплатны, и тем не менее ходят.

– А все-таки когда можно будет распределять, ну, скажем, колбасу по потребностям?

– Когда общество сочтет это справедливым. Все экономические законы держатся на существующих в обществе понятиях о справедливости. Даже цена на свободном рынке. Обмен товарами совершается на тех условиях, которые обе стороны полагают справедливыми. Кстати, ПО у вас бесплатное есть?

– Есть, но…

– Никаких «но». Коммунизм всегда рядом, его надо просто видеть и сеять его там, где есть условия ему взойти и созреть.

Теперь за стаканом минералки потянулся уже Виктор. Вековая мечта человечества немедленно и без предоплаты – это надо было как-то пережевать и запить.

– Хм… Но тогда почему бы не сказать всем открыто, что у вас уже коммунизм?

– Да вы что! – Веничев всплеснул руками. – Наше общество еще на долгие годы вбило себе в головы миф о коммунизме, как о стране эльфов, совершенных существ, у которых между лопатками крылышки и которые размножаются исключительно высокими духовными помыслами, оттого и в эльфийской стране сколько себе ни бери, а всего вдоволь. Людям пока что легче смириться с мыслью о недосягаемости этого эльфийского питомника, чем понять, что коммунизм ходит рядом, простой и будничный, и совсем не то, о чем мечтали.

– Ну да, конечно… – протянул Виктор. – А вот еще такой вопрос: вы сказали, коммунизм возможен с любого момента?

– Именно так.

– Даже у нас, в нашей реальности возможен? Без всякой там пролетарской революции и диктатуры пролетариата?

– Ну, это, конечно, было бы лучше всего, – согласился Веничев. – Нравственный коммунизм. Так сказать, в своем чистейшем виде, на добровольной и сознательной основе.

– К сожалению, это утопия, – вздохнул Виктор.

– Почему утопия?

– Ну и какой же мотиватор заставит наших магнатов добровольно и сознательно действовать на благо общества? Дело не только в их морали. Они ведь заложники своей системы, она так устроена, что они иначе не могут.

– Есть мотиваторы сильнее системы.

– И какие?

– Инстинкт самосохранения. У нас ведь тоже шли бы к краху, если бы не пришел человек из будущего и не сообщил о катастрофе. И это заставило здоровую часть нашей элиты объединиться и действовать.

– То есть нам нужен прогрессор? Который сообщит о крахе системы? А откуда мы его возьмем?

– Да у вас их много. У вас всегда хватало людей, которые живут будущим, видят будущее, видят обрывы и ловушки.

– Но их никто не слушает без артефактов.

– С артефактами и любой может. А без артефактов… Одного не послушают, другого, третьего, а вот когда таких людей много – это уже движение.

– Все равно мне в этот вариант пока совершенно не верится. Слишком уж он с нашей действительностью, знаете…

– Ну что ж, – развел руками Веничев, – будущее нас рассудит.

По трансляции раздался бой курантов на обед; по дороге в столовку они обсудили еще несколько вопросов, на взгляд Виктора, второстепенных: например, почему женщины в РФ смотрят сериалы, сможет ли быть президентом РФ общественный лидер Татарстана и почему за двадцать лет в РФ не решена проблема с разменной монетой в кассах. Впрочем, в этом мог быть какой-то важный смысл, Виктору неизвестный.

– Не заговорили ли вас сегодня? – вежливо осведомилась Светлана Викторовна, когда после обеда они, уже без Веничева, вернулись в ее кабинет.

– Не, нормально. Тем более что завтра суббота.

– В том-то и дело, что суббота. Мы хотели бы попросить вас, Виктор Сергеевич, оказать помощь в одном важном деле.

– Я весь внимание, – ответил Виктор. На душе у него немного заныло: он знал, что такие вступления предшествуют предложениям далеко не из приятных.

– Помните, вы упомянули некоего Бориса Галлахера из третьей реальности?

– Да, помню. Но вчерашний покойник на него не похож.

– Это мы поняли. Речь о другом. В Брянск приезжает его внук, Уильям Галлахер.

– Понял. Постараюсь на всякий случай на глаза не попадаться.

– Как раз наоборот. Вы должны с ним встретиться в субботу в лесу около Шибенца, якобы собирая грибы. Это агент ЦРУ, он приехал специально для встречи с вами. По легенде, сведения о встрече вам должна передать Инга.

– Еще один шпион? И что ему надо?

– Вот это и попытайтесь выяснить. Насколько он будет склонен это сообщить, естественно. Официально он американский коммерсант, изучает возможности совместного туристского бизнеса в средней полосе СССР. Экологический туризм, сбор грибов, ягод. Знаете, у них в Европе…

– Знаю. А вы не рассматриваете такого варианта, что этому внуку Галлахера надо просто убрать меня, раз вывезти не получилось?

– Ну, мы надеемся, что до этого не дойдет… Если в ЦРУ решили, что мы вас расшифровали, то вряд ли они рассчитывают, что вас отпустят на эту встречу. Вот подстраховать вас в лесу мы на сто процентов не сможем. Если боитесь, можете отказаться.

– Боюсь, – честно признался Виктор, – но отказываться не собираюсь.

– Почему так?

– Здесь меня закрыли от пули. Я должник. Кстати, так и не удалось навестить вашего сотрудника, который это сделал.

– Ну, вы не сможете. Он в Сочи, в Фабрициусе – там космонавтов восстанавливают. И он знает, что вы здесь тоже в своем роде выполняете долг.

За окном порыв ветра закружил и понес редкую стайку листвы лимонных и багряных тонов. Скоро октябрь, почему-то подумал Виктор. И еще он подумал, что, в отличие от потянувшихся в теплые края птиц, этим листьям лететь недолго.

– Понятно, – произнес он, – какое будет снаряжение, легенда, инструктаж… и прочее?

– Ну, легенда все та же. Вы притворяетесь нелегальным мигрантом из Западной Европы, вас пока не трогают, о встрече вам сообщила Инга. Далеко в лес не заглубляйтесь, ходите по полосе вдоль шоссе на пару сотен метров. К вам подойдет человек в куртке стиля сафари, джинсовых брюках и сапогах и спросит, не найдется ли у вас антиникотиновых сигарет. Вы ответите: «Сигарет нет, могу предложить мятные леденцы».