Помним, помним, подумал Виктор. Нам говорили, что это якобы потому, что выпущено много денег. Сумасшедший поток наличных на товарные рынки. Ага, как же. Вон американцы тоже, как теперь выяснили, доллар не обеспечивают, однако попкорн мешками не хватают. Будут у советского человека лишние деньги – он или найдет куда потратить, или на книжку положит. Книжка в Союзе – она тебе все: и потребительский кредит, и ипотека, и лучшая страховка, и накопительная пенсия, и накопительный до свадьбы или рождения детей. Просто от того, что бабло появилось, никто перловку скупать не побежит. А вот если не уверен, что завтра перловка будет, – побежит и с книжки снимет. Или если потеряет доверие к государству, которое и торговля и сберкасса. Вон на проституток тратить разбухшую денежную массу почему-то никто не побежал, – не в том месте, видать, разбухла…
– Шаг третий: расти туда, куда нужно. До индустриализации, я уже говорил, у нас ничего не было, поэтому все отрасли планировали так, чтобы они росли вширь. Сейчас все отрасли разбиты на три группы. Во-первых, отрасли-саженцы, за которыми будущее, в них вкладывают больше капвложений, чтобы скорее развивались и чтобы обгонять другие страны. Во-вторых, процветающие сейчас отрасли – из них больше забирают средств, чтобы они не переросли стихийно и чтобы развивать новые отрасли. В-третьих, увядающие отрасли, там вкладывают деньги в модернизацию и перепрофилирование. У нас вот сейчас на «Литии» одни производства развиваются, другие увядают, поэтому перепрофилирование идет. Кинескопы, лампы экономичные, что просто в патрон вкручивать можно… Видите – первый этаж весь перевернули, новые подразделения размещаем. Понимаете, тут, где мы сидим сейчас в пыли и мусоре, бумажках нужных и ненужных, – наше будущее! – с восторгом произнес Залесов. – Вот отсюда пойдут идеи новых товаров, которые наши умельцы сперва превратят в образцы, а потом в цеха пойдет новое оборудование, люди будут изучать новые профессии, профессии будущего… вы знаете, может, даже первые на земном шаре. У русского человека золото не в кармане, оно – в голове!
…А сейчас эти помещения на первом этаже сданы под магазины, чтобы хоть что-то выручить, вспомнил Виктор. Пройти еще немного в сторону леса – и перед глазами вырастет огромный, высотой в девятиэтажный дом и шириной в проспект, полузаброшенный корпус цеха. В необъятных полосах окон стекла или выбиты, или заделаны стальными листами – вид хоть для S.T.A.L.K.E.R срисовывай. Внутри, как ребра полуистлевшего трупа, видны какие-то конструкции. Чуть подальше, в сторону, корпус поменьше, голая коробка с пустотой проемов без стекол и рам. НАТО бомбило не Югославию, оно бомбило Брянск…
– Шаг четвертый: предприятие становится предприятием. Я уже говорил – раньше предприятием были фактически наркомат и министерство, потому что товаров было немного. Завод любой взять – он фактически что? Филиал. Ему дают заказ под определенный объем, снабжают сырьем-комплектацией, забирают продукцию. Все. Фи-ли-ал. Ничего он самостоятельно делать не может, хоть ему какую свободу дай. Поэтому заводы и прочие предприятия у нас объединили в крупные, опять-таки соревнующиеся корпорации. В корпорации кроме самих производств, без которых, сами понимаете, никуда, есть сети сбыта, сети фирменного сервиса, рекламы – тем более что ее ограничивают, рекламу, чтобы не было слишком большого воздействия на психику людей, – службы изучения потребностей и спроса, необходимые НИИ и КБ – в общем, все, вплоть до внешнеэкономических агентств и зарубежной конкурентной разведки…
Зазвонил телефон, полузаваленный грудой бумаг. Залесов, чертыхнувшись, одной рукой подхватил трубку, а другой – успел поймать на лету пару фолдеров, съехавших вниз по куче своих собратьев.
– «Тринитрон» слушает. Да, он у нас. Позвать?.. Вас. – И он протянул трубку Виктору.
– Виктор Сергеевич, – раздался из трубки голос Зеленкова, – закончите с «Тринитроном» – съездите на Брянск-первый, там мастерская «Микрат». Это идти от Афанасьева по улице Одиннадцать лет Октября – не перепутайте с Двенадцать лет Октября и Пятнадцать лет Октября, за Третьим Новым и Чичерина немного пройдете, там павильон. Возьмете прибор там, они знают. Если займете обед, не спешите, отобедайте по пути. Все поняли?
– Да, понял, это от бывшего немецкого концлагеря идти.
– Кхм… ну да, там. Я жду.
В трубке послышались гудки.
– Вызывают? – спросил Залесов.
– Нет, это потом… То есть вы говорите, при акционировании акции не роздали работникам предприятий, а они остались у государства, и министерства не разогнали, а сделали собственниками, то есть агентами собственника?.. – воскликнул Виктор и поспешил добавить: – Это тоже такой прием анализа ситуации.
– Ну конечно! Были одно время такие идеи – раздать акции по трудовым коллективам. Но еще Гэлбрейт говорил, что при большом числе мелких акционеров предприятием владеют не они, а менеджеры, технократия. И если раздать все акции по рабочим, а не просто какую-то часть для стимулирования, то предприятия разворуют, а если еще и разрешить продавать частным образом, то специально разорят, чтобы потом по дешевке эти акции скупить. Это же однозначно вредительство. Ну и, потом, нельзя же просто было какой-нибудь завод взять и акционировать. Это же фактически филиальная фирма, у нее ни сбыта, ни изучения потребностей, ничего, только технические исполнители…
И это было, сказал себе Виктор. Акционировали и разорялись. Тысячи людей оставались без зарплаты, без всего, и некуда было пойти, потому что кругом то же самое. Наши союзофобы десятилетиями мастурбируют на беспорядки в Новочеркасске. Виктор помнил абсолютно такие же вещи в своем родном городе в девяностых. Толпы выходили на улицы, перегораживали дороги – то на одном заводе, то на другом. Только в Новочеркасске просто урезали расценки, а освободители от тоталитаризма вообще ничего месяцами не платили. Правда, до стрельбы не доходило. Всего-то ничего и надо было: сразу встретиться с народом, принять жалобы, пообещать разобраться. И в Новочеркасске могли без стрельбы. Просто тогда это было впервые, а теперь научились. Инциденты случались и позже, они стали менее шумными. Например, групповые голодовки. Личная свобода человека не жрать, когда жрать нечего.
– …Тот же Гэлбрейт про это писал. Поэтому из них создали крупные объединения, фирмы.
– И эти фирмы соревнуются?
– Ну да. Да, собственно, в оборонке что-то подобное было – фирма Сухого, Микояна… Просто перенесли на все отрасли в сочетании с акциями, как гибким механизмом обобществления прибавочной стоимости.
«Так это что… Это же та самая рыночная реформа и есть. Или это социализм на самом деле вот такой и должен быть, а не то, что у нас при перестройщиках?»
Маки Номия по трансляции незаметно сменилась такими же ритмичными «Цыплятами» от «Изи Темпо».
– Не мешает? – спросил Степан Иванович, заметив, что Виктор прислушивается к музыке.
– Нет, ничуть. Помогает сосредоточиться.
– Это у нас переезд, трансляцию не коммутнули, так что пока по ЧМ московская лажовка[15] идет. Брянск пока не столица.
– Да, к сожалению.
– Почему к сожалению? Все, кто хочет заработать, едут в провинцию… Пятый шаг – от фордизма к тойотизму. Опять-таки в первые пятилетки нужно было что? Выпускать как можно больше дешевой продукции, ассортимент не так уж был важен. Зачем, например, выбор между марками грузовиков, если их еще не изготовили, верно?
– Логично.
– А для этого лучше всего подходило жесткое конвейерное производство, которому опять-таки требовалось жестко определять, что кому сколько выпускать, чтобы все работало как часы. Ну, вы знаете поточную линию, сколько надо на нее капиталовложений и как трудно в ней что-то поменять. В тяжелой промышленности есть специализированные станки, части которых просто в полцеха вделаны, чтобы изменить продукцию, там, грубо говоря, бетон надо ковырять. Зато – дешево и много, на одной линии можно выпускать, скажем, магистральные электровозы на весь Советский Союз. И когда выпускали товары, которых в Росии раньше из-за отсталости просто не было, все это прекрасно работало! Лучше, чем на Западе! Но когда наша страна стала промышленной, когда технический прогресс пошел вперед, когда стало нужно чаще менять продукцию, учитывать, что уже есть разные потребности, а не просто «дайте хоть какие-нибудь», – тут фордизм и забуксовал. Понадобился тойотизм – то есть уметь быстро создавать и выпускать продукцию под новый спрос, столько, сколько нужно. Помните, в учебниках писали сталинские слова, что цель производства при социализме – наиболее полное удовлетворение общественных потребностей?
