– Вот, пожалуйста! Знаете, медленно последнее время работает!

Виктор щелкнул сетевым выключателем. Знаете, в этих старых машинах белой сборки есть что-то от английской аристократии – что в айбиэмовских, что в сименсовских. Те, кому удалось их застать в нашей реальности девяностых, переполненной желтой, а позднее – красной сборками, помнят ту неколебимую уверенность и достоинство, с которой они загружаются, начиная с тестирования оперативной памяти и кончая появлением на небесно-голубом экране песочных часов дядюшки Билли. Почему-то считалось, что даже при немножко меньшей тактовой частоте процессора они работают все равно быстрее машин сборки желтой, – или это так казалось? Строгие очертания массивных, как дредноуты, корпусов системников, раскрывавшихся, как чемодан, от нажатия кнопки; тяжелые клавиатуры с невесомым и бесшумным ходом клавиш, словно ласкавшие пальцы оператора, мыши-долгожители, у которых не обламывался провод, не отказывали кнопки – две большие, солидные на каждую мышь, – мыши-солдаты, которые достаточно было лишь иногда чистить, – все это безвозвратно ушло и стало достоянием истории.

«Так. Прогрессорствовать не будем. Делаем то, что на моем месте мог делать компьютерщик в девяносто восьмом. Бдительных граждан надо опасаться больше айтишников – они склонны додумывать, а в моем случае это уже плохо».

– Не волнуйтесь. Сделаем вам дефрагментацию и чистку реестра, посмотрим, может, службы какие лишние висят, может, оперативки добавить…

– Делайте что хотите, я в этом, честно признаюсь, совершенно ничего не смыслю. Молодежь – да, та теперь только и знает – формы, сценарии, интерпретаторы, система управления содержанием… Делайте.

Виктор достал черную дискетку и запустил легендарное творение финского программиста, старое, но верное, да и к тому же в этой версии еще бесплатное и вмещающееся в 1,4 мега. Есть на свете талантливые люди, думающие о ближнем.

– Скажите… простите, как вас… Виктор Сергеевич? Вот вы, как человек, заставший еще сталинские времена…

«Откуда он знает про сталинские?.. Он что? Нет, я конкретно туплю. Я же здесь должен быть с сорок восьмого…»

– …Как вы думаете, война будет или нет?

– Ну, наше правительство сделает все, чтобы войны не было.

– М-да. Все говорят, как тогда. Я вам не мешаю разговором?

– Клиент мешать не может, – улыбнулся Виктор.

– Верная мысль. Так вот, вы, наверное, сами видите, что Югославия – это тот самый пункт, после которого или СССР сдаст все, или вынужден будет ввязаться в европейскую заваруху.

«Такие разговоры здесь разрешены? С незнакомым? А может, это сексот? И как себя вести?»

– Извините, но я, честно говоря, вас совершенно не понимаю, – ответил Виктор со все той же наивной улыбкой.

– Да. Вот что значит поколение, заставшее усатого. Давайте я вам чаю сварю.

– Ну что вы, спасибо…

– И не возражайте. В конце концов, вы возитесь с моим шарабаном за пределами вашего рабочего дня.

Он вышел на кухню. Зашипел газ; видимо, ставили чайник. Спустя минуту Егор Николаевич вернулся в кабинет.

– Вы уж извините за надоедливость. Живу один, сами понимаете, есть потребность поговорить.

– Да, я понимаю.

– Просто, знаете, с годами понимаешь, что очень спокойный мир не всегда спокоен…

«Психологическая проблема, и он хочет выговориться? Ладно, будем следить за базаром. Если что, посоветуемся в фирме».

– …Знаете, я думаю, это началось в семьдесят девятом, когда Политбюро не решилось посылать войска. Знаете, так блестяще скинули Дауда, все думали, что будет что-то вроде азиатской Кубы, – ан нет. Социализм полностью сдали, осталась война между радикальными исламистами и умеренными исламистами же, в которую влезли американцы и поставили натовские базы на наших границах.

«Кажется, обычный советский любитель разговоров о мировой политике на кухне. Но будем осторожны».

– Вот как вы на это смотрите? Где наступательность?

– Знаете, Восток – дело тонкое. Может, условия не созрели. Мы с вами вот рассуждаем, а те, кто там работал, может, с другой стороны видят ситуацию. Я, например, не специалист в этом вопросе, прямо скажу.

– Хорошо, а для Клинтона условия созрели там строить демократию?

– У Клинтона другое созрело…

Виктор посмотрел на список ошибок в реестре и дал команду очистки; плохих блоков на диске не было, и он с легким сердцем позакрывал окошки и запустил дефрагментацию.

– И все, что потом, – продолжал Мозинцев. – Все это отступление из Восточной Европы, сдача компартий в обмен на договоры о базах, о европейских ценах на нефтепродукты – это, вы скажете, мудрость, а не слабость? Нет, я не спорю, была очень хорошая идея понравиться народу. Гласность, разоблачения, борьба со злоупотреблениями властью, исчезли очереди, полны прилавки, жилье социальное и в кредит, наконец, чудеса техники – компьютеры и домолинии – да, да, это благо. Рост длительности жизни, поддержка семей, рождаемости, рост, так сказать, физической потенции страны – да-да, я вот даже поддался общему порыву, – и он кивнул на велотренажер. – Но я, наконец, имею право, как гражданин, беспокоиться – не зайдем ли мы в тупик? Базы мы тоже постепенно потеряли! Где они остались, кроме Болгарии? На Кубе, в Венесуэле? Десятилетия на международной арене мы пятились назад. Дальше некуда. И если мы не вмешаемся в югославский конфликт – а НАТО, вы знаете, не собирается откладывать операцию дольше следующего года, – значит, дальше уже возьмутся за нас. Нас уже морально приучили жить отступлением, годами. Нас внутренне надломили.

– А с чего вы взяли, может, и вмешаемся.

– А вмешаемся – будет кровавая война, к чему это все? Весь этот рост благосостояния? Кому он будет нужен? Да и то сказать – кто воевать будет? В этом году первый раз нет призыва в Советскую армию, только в ополченцы. Страну защищают по найму. Есть деньги – есть защита, нет денег… Да, если солдат, сержант служит постоянно, у него выше мастерство. Но народ приучается к тому, что не он себя защищает, что его кто-то должен…

В прихожей запиликал домофон. Егор Николаевич на минуту отлучился.

– А, это Инга, она частенько за книжками ко мне заходит. Как раз, я думаю, чай заварился. Знаете, очень хорошая девушка, вот только в личной жизни ей почему-то до сих пор не повезло.

«Так. Я заинтересован Ингой – она одинокая, что ли? – и не обращаю внимания на политику. А вдруг она лошадь страшная? Почему ей не повезло-то? Да и по фиг, не жениться же на ней в квартире клиента. Поболтаем… а смотреть можно и на монитор».

– Добрый вечер!

…Это была высокая худощавая дама лет под сорок, со светлорусыми прямыми волосами, окаймлявшими чуть вытянутое, но приятное лицо; облегающий брючный костюм подчеркивал архитектурную стройность тела, прежде всего тонких, как у танцовщицы, ног. «Интересно, она на диете, как фотомодельки, или это у нее конституция такая?» – подумал Виктор. И еще он подумал, что странно, что такой не повезло. Впрочем, хорошенькие женщины, если выбирают слишком долго, нередко остаются одинокими. Словно легкий бриз, она занесла с собой в кабинет аромат духов, непохожий на благоухание цветочной клумбы; скорее, это было сродни тому запаху озона и свежести, который ветер донес до Виктора четверть века назад, в заполярной тундре, во время полуночного солнцестояния, со стороны отошедших от зимней спячки студеных вод Печоры. «Никак «шанелью» пользуется», – подумал он.

– Знакомьтесь! Это Виктор Сергеевич, наш добрый гений.

– Инга. Инга Ласманэ. – И она протянула Виктору руку. Пальцы ее были тоже тонкими, и она совершенно не носила колец, как, впрочем, и иных украшений, словно не хотела, чтобы какие-то вещи отвлекали взгляд от нее самой.

– Очень приятно… Ну, я не гений, всего лишь компьютерщик. А вы из Прибалтики?

– Мои корни в Риге. Не доводилось приезжать на отдых?

– Доводилось по делам. Красивый город, и люди в нем красивые.

– О, это уже комплимент! Но Брянск – тоже красивый город для красивых людей. Очень много зелени, в нем ходишь как в парке. Особенно удивило, что во всех скверах, на главных улицах и даже на заводских аллеях посажены розы. Жаль, что уже осень.