Такова была кухня в «Ле Орбиталь», где Флориан готовил свои фирменные блюда. Именно на этой кухне он стал шеф-поваром, уступавшим по известности только одному человеку в Лондоне — знаменитому повару Уэйну Стриту. Флориан давно уже не крошил ножом овощи и не ставил на огонь кастрюли и сковородки. Теперь он все больше надзирал за своими помощниками, которые воплощали в реальность его кулинарные фантазии: проверял температурный режим, закладку продуктов, нюхал и пробовал. А еще он часами болтал по телефону, расхаживая при этом по кухне, озирая хозяйским глазом свои владения и заглядывая в стоявшие на плите сковородки и кастрюли.

Сейчас он разговаривал со своим агентом по имени Камилла, которая в очередной раз пыталась его уговорить принять участие в дневном телевизионном шоу.

— Нет, Камилла, ни в коем случае. Я уже говорил тебе и скажу еще раз: я буду выступать только в «Панораме». Заруби это себе на носу. — Повесив трубку, Флориан устремился к своей помощнице, которая несла исходившую дивными ароматами кастрюльку, приподнял крышку, заглянул внутрь и спросил: — По-твоему, это имбирная заправка с мятой?

— Ну, не совсем чтобы с мятой, — сказала с запинкой помощница. — Гэррет велел добавить туда петрушки.

Выхватив кастрюльку из рук помощницы, Флориан в сердцах швырнул ее об стену, а потом повернулся к симпатичному парню с подернутыми мечтательной поволокой глазами и гаркнул:

— Гэррет, ты что, дебил? Кто же добавляет в имбирную заправку петрушку?

Гэррет привык уже к манере своего шефа выражаться сильно и образно, а потому и бровью не повел. Знал, что Флориан в следующую минуту изберет себе новый объект для нападок. Так оно и вышло.

Через полчаса Гэррет вышел с кухни во двор покурить и наткнулся на старшего повара Фергюса Хэннона, которого все звали Ферди. Улыбаясь от уха до уха, долговязый «зам по соусам» достал сигарету и прикурил ее от сигареты Гэррета.

— Ты чего это так развеселился, а, Ферди? — поинтересовался Гэррет.

— Отпросился с работы, — подмигнув, сказал Ферди и затянулся сигаретой. — Надо встретиться с одним человеком. Предлагает хорошее место.

— Тсс! — прижал палец к губам Гэррет. Он отлично знал, что Флориан часто подходит к двери и, приоткрыв створку, слушает, о чем болтают у урны его сотрудники.

— Все нормально. Фло в курсе. — На улице было холодно и промозгло. Ферди поежился и застегнул наброшенное на белый халат пальто. — Он мне этого человека сам порекомендовал.

— И как его зовут?

— Калум Форрестер.

— Вот черт! — Гэррет начал смекать, почему Ферди ходит именинником. Калум Форрестер владел тремя лучшими ресторанами в городе. — И в каком же заведении ты собираешься работать?

— В новейшем. — Ферди потер покрасневший от холода нос. — Флориан сам хотел пойти туда шефом, да, говорит, занят очень. Предлагает мне попробовать.

— Повезло тебе, парень! — сказал Гэррет и даже присвистнул от полноты чувств.

— Я потому тебе все это говорю, что мне, возможно, понадобится старший повар… Но ты об этом не распространяйся. Особенно у нас.

— Ясное дело, приятель. Буду молчать как рыба. — Теперь настал черед Гэррета улыбаться. Ферди, конечно, задница, но стать его «замом по соусам» — это не шутка. Так можно и самому стать шеф-поваром. А что? Очень даже просто. Если, конечно, Ферди сможет закрепиться на новом месте. Впрочем, Ферди был парнем ушлым, и Гэррет нисколько не сомневался, что это ему по силам.

Калум позвонил Одетте в тот самый момент, когда она припарковала свой мотороллер у кондитерского магазина. Она проголодалась и хотела купить себе «Сникерс».

— Ты где? — воскликнула она, в экстазе прижимая к уху мобильник.

— В «Терапии», — холодно произнес Калум. Слышно его было плохо — мешал доносившийся из зала шум. — Ты сейчас свободна? Хочу познакомить тебя с одним человечком.

Одетта провела в «РО» весь день. Ее шерстяной костюм был испачкан известкой, на чулке спустилась петля, а макияж необходимо было освежить. С каким удовольствием она заехала бы сейчас домой, навела красоту и переоделась, но знала: этого делать нельзя. Можно было упустить шанс встретиться с Калумом, который никогда никого не ждал.

— Я сию минуту подъеду, — сказала она. — Только вот куда?

— Здесь тоска смертная! — крикнул Калум, чтобы перекрыть шум ресторана, который все нарастал. — Поэтому встретимся через полчаса в баре Барелла — договорились?

…После работы Саския поехала в студию Стэна, но застала там только Флисс, с которой Стэн учился в художественной школе. Девушка поливала из распылителя краской монументальную абстрактную скульптуру. Такие были сейчас в большой моде, и за них недурно платили. Жила Флисс в Йоркшире, но банк, который сделал ей заказ, находился в Лондоне, и Флисс, чтобы не везти через полстраны огромную груду камня, стали и бетона, временно поселилась в столице.

— Стэн надирается в пабе, — сказала Флисс, отвлекаясь на минуту от дела и поворачиваясь к Саскии. — Узнал, что галерея отказалась от его работ.

Готовя себя к худшему, Саския перешла через дорогу, вошла в паб и направилась к стойке. Стэн сидел на высоком табурете и пил пиво со шнапсом.

— А вот и любовь всей моей жизни! — с пьяным энтузиазмом воскликнул он, протягивая к ней руки. — Иди сюда, птичка, промочи горлышко. Кстати, как дела у Одетты — надеюсь, у нее все в порядке?

«Почему, хотелось бы знать, он в первую очередь интересуется делами Одетты и лишь потом — моими?» — с неприязнью подумала Саския, глядя на своего подвыпившего жениха. Эта мысль едва не заставила ее похоронить в тайниках своей души предложение, которое она намеревалась ему сделать. Потом, правда, она вспомнила об отчаянном положении «РО» и подумала, что если Стэн согласится, ей будет легче держать его под контролем и бороться с его склонностью к выпивке.

Калум, как всегда, опаздывал. Одетта уселась за липкий мраморный стол, выпила две бутылочки диетической колы и от нечего делать занялась наблюдениями. Хотя Одетта терпеть не могла посещать подобные заведения в одиночестве, бар Барелла был заведением сравнительно тихим, и опасаться приставаний со стороны завсегдатаев здесь не приходилось. Обыкновенно сюда захаживали не слишком преуспевающие актеры и фотомодели, стареющие джазовые музыканты и жаждавшие покоя писатели, погруженные в свои мысли. Одетта подумала, что Калум по обыкновению выбрал для деловой встречи самое неподходящее место. Для того, должно быть, чтобы она чувствовала себя не в своей тарелке.

Внимание Одетты привлек худощавый волосатый парень с задушевным взглядом и удивительно длинными и тонкими пальцами. Его внешность показалась Одетте знакомой. Быть может, он музыкант? Или актер? Тогда, вполне возможно, она его где-то видела. Этот парень сидел за стойкой и, не обращая ни на кого внимания, опрокидывал рюмку за рюмкой. Одетта обратила внимание, что пил он исключительно водку.

Когда Калум наконец появился в зале, Одетта, к большому своему удивлению, обнаружила, что он пришел один. Высмотрев ее своими глазами-щелочками, он направился в ее сторону. На нем были футболка, широкие брюки с манжетами и высокие военные ботинки. Поверх футболки он надел кожаную куртку с широченными плечами и болтавшимися чуть ли не у самых колен полами. На голове у него красовалась известная всему Лондону круглая с низкой тульей кожаная шляпа, которую он, казалось, не снимал даже ночью. Одетта попыталась убедить себя, что выглядит он ужасно, но ее сердечко, упорно отказывавшееся следовать велениям рассудка, трепыхнулось в груди, как пойманная пташка.

— Похоже, ты с ним так и не поздоровалась, — сказал Калум. Он даже не подумал извиниться перед Одеттой за опоздание или хотя бы пожать ей руку. Это было вполне в его духе, очень, так сказать, по-калумски.

— Это с кем же? — Одетта смутилась. Чтобы к ней никто не подсел, она намеренно заняла самый дальний от стойки столик.

Неожиданно Калум шлепнул себя по щеке, словно за что-то себя наказывая.