II Божья коровка лениво пасется На банке консервов. У продавца на руке нарисовано солнце И написано «Север». Мидии, мидии, мидии… Нежно зовут виноград Лидией и Изабеллою. Крохотные слоны из крахмала — картошки Смотрят глазками внутрь себя — Склонность к самокопанию. Мягко касаясь прилавков, С глазами красавиц — кошки Великолепно проводят Свою воровскую кампанию. Морковь, независимая, как Африка, Как оранжевая республика, На ней муравей во весь рост, Неподалеку — киоск И в нем сувенир С изображением спутника. Прыгают по булыжникам Вылупившиеся из кулака деньги. ХУДОЖНИК
И снова по-прежнему смешивать краски, И, острые руки уставив в бока, Застыть и сощурить глаза по-татарски, Воинственно пяля копье кадыка. И день спозаранку неправильно зажил, И лучшие краски черствеют, как хлеб, И время, как пыльная рама пейзажа, Ценнее всего в остальном барахле. И эти гнедые цыганские кони, И эти пристойные, трезвые сны… А рядом, вне хлама, уже беззаконье Горячей, как проповедь, ранней весны, Когда лишь единая доля секунды Грозит откровеньем, и ярким и старым, На душу, на поле, где чисто и скудно Лихие грачи налетят, как татары. И нужно по-прежнему смешивать краски, И дико глазеть, и болтать по-татарски… «Планета ночью замедляла ход…» Планета ночью замедляла ход, Потом по-прежнему вращалась, а вокруг Чуть наклоненных белых фонарей Кружился снег моих ночных сомнений. Взлетала в парке белая ворона, Ломала ветки, над землей кружилась, И уходила в гуси или в совы, Как ей удобно. Это было ночью. А утром шел обыкновенный снег, На трубы падал, видимо, погреться, И падал на зеленые трамваи, И далеко просматривались люди, Как на картинах Брейгеля. И я Увидел — все благополучно в мире. На подоконник голуби садились, Глотать слова, идущие из сердца — Поворковать. А серая собака, В снег упершись худыми кулаками, Смотрела него недоуменно. «А солнечное небо в декабре…» А солнечное небо в декабре Как лампа новая в старинном фонаре. Зима покажет новые гравюры, Я почитаю новые стихи, Прохожий в шляпе серого велюра Пойдет домой замаливать грехи. И вот уже ни памяти, ни следа, И наступает полная победа. Как белый день в старинном фонаре. Как лампа новая на письменном столе… «Первым в городе проснулся Иванов…» Первым в городе проснулся Иванов. Бледный снег в окне на ниточке висел, Репродуктор ничего не говорил, Спал сосед и во сне, вероятно, лысел, И смотрел с интересом сны, как кино. Иванов сигарету курил. Пока что никто ничего не сказал. Сугробы, скрипя, заселили парк. На окраине стоял самоваром вокзал, И над ним поднимался пар. Хрюкнул нетерпеливо большой чемодан: Пора уже ехать на юг. Иванов посмотрел — в стакане вода, Он выпил ее всю. А потом он долго ехал в такси, И невыспавшийся шофер охотно молчал. А потом паровоз, удила закусив, Громким голосом закричал… «На склонах отдыхала лебеда…» На склонах отдыхала лебеда, Кустарник полусонно лепетал, Закрыв глаза. Свободна и легка Писала слово детская рука, О том что воздух светел и высок, И паутина села на висок, И в первой половине сентября Перебесились теплые моря. Пришла пора рассматривать следы, Оставленные нами у воды. «Сентябрь набирает холод…» Сентябрь набирает холод, И, безнадежно шелестя, Он, словно бабочка, приколот Булавкой длинного дождя. Худой, печальный, сумасшедший Петух орет на поздний вечер, И старческие слезы льет, И землю мокрую клюет. Мы поселились на окраине, Где окна холодом задраены, Где узкий мостик в пол доски… «Леденец, оборванец, любимец, промокший башмак…» Леденец, оборванец, любимец, промокший башмак, Под обычным дождем я теряю свои очертанья, И текут по лицу, и толпятся в оглохших ушах Сочетания слов, человеческих снов сочетанья. Я на русский язык перевел сновидения птиц, Я глазами похож на собаку ненужной породы, Массовик-одиночка, я вас приглашаю пройтись, А потом убегу у подножья осенней природы. Погодя, не дойдя, уходя, в состоянье дождя. Упаду, пропаду, убегу на большую дорогу — На базар, на позор, в магазин, во дворец, в синагогу — О, над вашими крышами ветры ночные гудят. Ах, какая трава. Посмотрите, какая трава, Грызуны, соловьи, насекомые, лошади, гады, Приглашаю на танец. Я буду сейчас танцевать, Ради музыки, смеха, веселости, смерти, награды… |