«И снова первый снег. И комья…» И снова первый снег. И комья Земли, травы и разной дряни Нарядней стали. И влеком я Домой, домой. Печатный пряник При ясном самоварном блеске Кусают все. А сколько пьяных В том карандашном перелеске… Короче, праздник на повестке. А я зашторился от света, Участия не принимаю, Но эту радость, гордость эту, Пока не вижу, понимаю. Пока не вижу — знаю больше: Когда земля сольется с небом Пред самым, то есть, первым снегом Светлей становится и горше. А в перелеске холод властный, Посмертный вкус рябины красной Переминаются синицы, Бьют рукавами, как возницы. «Немного сумерек на пальцах…» Немного сумерек на пальцах, Листок бумаги в темноте, И те потери, тени те, Которым незачем трепаться В дневном посмешище грачей, На ярком солнечном позоре — Плетя неясные узоры, Сидят, как птицы, на плече… РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ I Кисловатый блеск металла В облаках. И в этом блеске Серой сыпью обметало Перекрестки, перелески. Сквозь дырявый бурый гарус, Размывая свет в тумане, Прихрустит пустой Икарус, Человечка прикарманит. Вперемешку раскидало Перебранки, пересуды, Слышен дальний звон скандала, Клекот собранной посуды. Ситуацией владею. Эту полночь понимаю Как дурацкую затею, И как дар воспринимаю. Отбурлят и эти дрожжи, Долька лунная растает… Не хватает горстки дрожи, Кома в горле не хватает. II От кутерьмы дневной не лечит, И, раздражаясь, гонит прочь Недугом тяжким, человечьим, Одолеваемая ночь. То снег летит легко и мглисто, То начинает моросить, Уже и водки не спросить У очумелого таксиста. Стихает в подворотне драка, Непостижимая уму, Уже за полбеды до мрака Никто не нужен никому. Шквал вылетает из-за тучки, Разбрасывая прах и тлен, Срываясь с ледяной колючки, Взлетает полиэтилен, В бреду собака ли, калека Кружит на месте. Нет пути. Уже и время, платный лекарь, Остановилось. Без пяти, Уже едва мерцает Слово, И мрак, поземку проглотив, Свет выедает до основы, Выплевывая негатив. III На тетрадке рисую, Морщусь сквозь пелену Немощи. Все же всуе Имя не помяну. Скудны мои печали, Спущенные с цепи. Что бы ни означали — Господи, потерпи. Рикошетом задело, Бросило средь руин. Темное это дело, Тут один на один. Выскользнула монета, Шарю который год. Если выхода нету, Должен быть где-то вход. Без путеводных ниток Вытащу, что имел Скаредным аммонитом Через Девон и Мел. Проступлю в одночасье, Вытеку, как вода… Господи, не печалься, Я обращусь тогда. IV Ночь талая полна с краями, И ветра нет. Стоит звезда в глубокой яме, А сверху — свет. Зеленый воздух заструился В пандан ручью. Передний волхв остановился, Задул свечу. Таит цветных туманов сонмы Лесов альков. Глиссандо над рекою сонной— Каскад мальков. В траве высокой не найти, чьи Альты, басы, Чисты посвистыванья птичьи, Светлей росы. Многоголосие несется, Молчать невмочь. Под дымчатым покровом солнца Ликует ночь. «Кругами на воде…»
Кругами на воде Апрельский дождик вышит, И каждый новый день На беспорядок выше, На голову кота, Застрявшего на крыше. Брожение глуши В арбатских переулках, Мычание машин, Испарина на булках, И новенький старик У подворотни дышит… «За окном шумит метель…» За окном шумит метель. В полумраке, в темноте ль — Маюсь, каюсь, беспокоюсь За стареющих детей. Хорошо, хоть среди дня Нет управы на меня: Давешние пиететы, Прежние авторитеты — Тени ветхого плетня. Даль прозрачна, мысль ясна: Предстоит еще весна, И, в любое время года, Предстоит еще свобода — Мука, свежесть, новизна Неизбежного исхода. |
