«Отогрейся щами…» Отогрейся щами, Чаю вскипяти, Ночью обещали До тридцати пяти. Не дрожи под шубой, Не бубни в тетрадь — Неразменный рубль На еду не трать. Чтоб поэт спал прозой, Ночью, по-людски, Для того морозы, А не для тоски. «Можно так: среди белого дня…»
Можно так: среди белого дня, Одуревши от суетной гонки, Съехать с детской раскатанной горки, У ребенка фанерку отняв. Только ты повнимательней все ж: Будет лед неожиданно скользким. Мордой в белую въедешь березку, А потом докажи, что не врешь. «Как там: — «Яром, долиною» Как там: — «Яром, долиною» — Пели, пели, Гарцевали на скрипучих табуретках, И под цокот кухонной капели Пили бормотуху. Водку редко. Что-то в этом было, что-то было, Значит было, раз жена молчала, Что молчала — и сама любила, Только вместе с нами не вещала, А тихонько, чем могла кормила. Вот и дети нарожали внуков. Вот и рыжий скоро будет лысый, Молча понимаем мы друг друга, Умные, как свиньи или крысы. Что греха таить — мы стали хуже Изнутри немного и снаружи. «Когда-нибудь в мирной беседе…» Когда-нибудь в мирной беседе Начнешь завираться, и тут Свидетели прошлого — дети Такое тебе наплетут… Бравируя памятью, прямо Напомнят, мол ветер гудел, За столиком плакала мама, А ты все в окошко глядел. Будильник на полочке тикал, По радио пели не в лад… Ты был в пиджаке и ботинках, На маме был желтый халат. Они как собаки и птицы Дерзить норовят и вопить, И все потому, что водицы Дадут напоследок испить. «Нас вывезла любовь до гроба…» Нас вывезла любовь до гроба. Один хомут, одно рядно. Мы так друг с другом заодно, Что одиноки стали оба. С настырной цельностью микроба Все отвергаем за одно Желание — нащупать дно, Когда его относит злоба. Плывем, покуда хватит сил. Но только боже упаси Цепляться друг за друга в Лете Где чайки закричат как дети, Крылами станут хлопотать, И воду лапками хватать. «Меру доброго и злого…» Меру доброго и злого Через годы перенес. И собачий нюх на слово, И холодный мокрый нос. Ироничное актерство, Шило в стуле, в горле ком… Жизнь прошла — и вот утерся Чистым носовым платком. Как душою не усердствуй — Выправилось, зажило — Круглый год теперь на сердце Как весною, тяжело. Разъедается дорога Облаком. Одна беда — Желтого окна Ван-Гога Не увижу никогда. БЛУДНЫЙ СЫН Вернулся блудный сын. Родительский кефир Голубизны придаст Его глазам тяжелым. Он уплетает сыр. А тот беспутный мир Когда-нибудь предаст. И потому ушел он. В том мире под звездой Он дрался на ножах, Напитки допивал В захватанных стаканах, Потом детей рожал, Поскольку молодой, И песни распевал О грустных уркаганах. К отцу пришел сосед, Во сне вздохнула мать, В карманах держит брат Увертливые пальцы, Отец болтлив и сед, Мать начала хромать, Брат хочет воровать, Сосед пришел трепаться. А в мире под звездой, Где он горел огнем, Не помнили о нем, И даже не хватились, Ни те, кого он бил, Ни те, кого любил, И шрамы заросли, И дети заблудились. ПРОЩАНИЕ С МУЗОЙ Жеманна она и капризна. Пока я несу свою чушь, Без лести, мол, предан, и призван, И делаю все, что хочу, Посмотрит в оранжевый угол, Где жмурится сытый фантаст, Поздравит с успехом подругу, Плечом поведет и не даст. На что ей худые галошки, Копеечный тряский трамвай… Фронтисписа хочет, обложки, Шмуцтитулы ей подавай. Прощай, дорогая паскуда, Волшебное слово, прощай. На кухне стихает посуда, В стакане смеркается чай… |
